Наверное, что-то сходное ощутили эти постаревшие и погрузневшие школьники, обнаружив себя на собственных местах за партами в знакомой до холодных ладошек классной комнате!
Иллюзия была полной: декораторы постарались на славу. Те же неровные стены, пахнущие никогда не высыхающей краской, унылые портреты и таблицы на стенах, чахлые растения на подоконниках, обшарпанная доска с крошками мела и жуткими драными тряпками в длинном лотке. Будто сошло это с фотографий древнего школьного альбома.
Возвращение во времени – в чудесные школьные годы.
…Сидя на своем собственном месте, на задней парте, рядом с более, чем повзрослевшей девчонкой по имени Катя, Павел наслаждался зрелищем.
Потому что всесильный хозяин решил провести собственное расследование по делу этих людей. Такое, какое не придет в голову ни одному суду в мире. Потому что сейчас, двигаясь по последнему отрезку своей жизни, повиснув над пропастью безумия, он завладел безраздельным правом решать судьбы людей. И вряд ли кто в состоянии лишить его этого права.
– Блин… – ошарашено сказал грузный и полысевший Миша. – Что за чертовщина? Что происходит?
Красавчик Миша, остряк и насмешник, всеобщий любимчик, легко и весело шагавший по жизни. Думающий, что так должно продолжаться бесконечно.
Наивный дурачок Миша.
– Это же наш кабинет истории, – медленно сказала Мила – Ой… Ребята, откуда вы здесь?! Боже мой…
Мила. Первая красавица в классе. Давно это было. Очень давно.
Как потрудилось над ней время, это же надо…
А ведь тогда, тысячу лет назад, была она для Дохляка главным предметом постыдных тайный вожделений, чем-то недостижимым, как вершина Эвереста. И уж точно, никогда эта девчонка не остановила бы на нем взгляда больше, чем на пару секунд. Виновна ли она в этом?
Да.
Виновна.
Потому что и она вложила свой маленький кирпичик в мрачное здание ненависти. Того самого чувства, что стало определяющим в жизни Дохляка. И если бы это была ненависть ко всему остальному миру – было бы полбеды.
Самое гнусное – это разрушительная, невыносимо болезненная ненависть к самому себе.
– Это что же, розыгрыш? – произнес худощавый, длинный, как жердь, Антон. – Если так – то совершенно дурацкий! А как… А как мы здесь очутились? И голова болит…
А Антон, странным образом, почти не изменился. Впрочем, он всегда оставался каким-то бледным персонажем. Что не мешало ему быть на порядок заметнее и значительнее Дохляка. Не он главный обвиняемый.
Он всего лишь соучастник.
– Нас обкололи чем-то, – зло сказал Саша, оглядывая «одноклассников». – И устроили эту идиотскую «встречу выпускников»…
Вот он, маленький паршивец, малолетняя гнида, безраздельно пользующаяся своей безнаказанностью.
Надо было бы говорить про него в прошедшем времени. Но для Дохляка нет прошедшего времени.
Там, в далеком прошлом, он по-прежнему замирает от ужаса, едва только попадает в поле внимание этого маленького подлеца с тухлым взглядом.
Интересно, почему единственным, кто обращал тогда на него внимание, был этот начинающий садист? В чем тут закономерность? В чем та самая истина, которую хочет найти всесильный хозяин положения?
По большому счету, истина отступает перед возможностью мести – невероятно отсроченной, но неизбежной.
– Что за глупости? Кто обколол? – всплеснула руками Маша. – И, главное, зачем?
Маша… Кто она, эта Маша? Просто статистка, как и многие, кому выпало несчастье быть его одноклассником. Просто соучастница. К ней нет особых претензий. Ее беда в том, что она в свое время пришла учиться не в тот класс. Иногда человек сам не знает собственной вины. Но всегда есть силы, способные увидеть вину каждого в чем бы то ни было. В конце-концов, коровы тоже отчасти виноваты в изобретении тушенки.
…В классе поднялся галдеж – почти такой же, как когда-то, лет тридцать назад. Только в голосах этих повзрослевших и подурневших не ощущалось былой беззаботности.
Кто-то вскочил и бросился к двери. Потряс ручку.
– Закрыто! – крикнул он и направился к окну. Ого… Так это не наша школа! Где это мы?!
Все повскакивали, принялись метаться по классу, дергать за дерную ручку, пялиться в окно – словно это могло как-то изменить ситуацию. Лишь Павел продолжал сидеть неподвижно.
Он вдруг понял, что не стал исключением из этого всеобщего дежа вю, и на него нежданно нашло странное оцепенение. Словно и не был он вовсе хозяином положения, а вернулся в то далекое и, казалось, забытое, ненавистное время.
Он ничего не забыл. И тело все еще помнит ту болезненную дрожь, эту гаденькую нервную потливость, это непроходящее чувство никчемности вперемешку с ожиданием расправы.
И на него по-прежнему не обращали внимания.
Он снова стал лишним.
Павел закрыл глаза, глубоко вздохнул. Надо прогнать наваждение. Не для того он собрал эту неказистую машину времени, чтобы самому стать ее жертвой. Ведь он был уверен, что давно вырвался из цепких лап детства!
Но детство оказалось подлее и коварнее. Что ж, с этим придется считаться.
– Не нравится мне все это, – сказал Антон. – Может, розыгрыш?
– Ищите камеры, – сказала Маша. – Похоже на какое-то придурошное реалити-шоу! Сейчас их везде устраивают – где надо и где не надо! Вот это, смотрите, что это такое?
А она не такая дура, эта Маша, какой казалась когда-то! Вообще, жизни свойственно вносить свои коррективы в образы людей. Вот и тихая Маша первая заметила камеру, спрятанную в кашпо с растениями.
– Ха, – воскликнул кто-то. – Тогда все в порядке! Куда там рукой помахать. Эй, где вы там? Я хочу передать привет!
Бывшие одноклассники расслабились, заулыбались. Некоторые принялись неуклюже шутить и обмениваться насмешливыми репликами.
Только маленький мерзавец Сашка оставался бледным и настороженным. Наверное, так животные чувствуют неявную опасность, которая кружит в отдалении, не спеша приближаться.
– Рано вы что-то радуетесь, – бросил он. – Что это за розыгрыш с похищениями и усыпляющими препаратами. Это незаконно! И они ответят за это!
Надо же, мерзавец заговорил о законе! Оно и понятно: все законы придуманы мерзавцами и исключительно в интересах себе подобных.
Кому об это ни знать, как Павлу?
Он продолжал сидеть неподвижно, следя за одноклассниками лишь движениями глаз. Ждал, когда кто-нибудь обратится к нему.
Черт возьми, они же должны смотреть телевизор!
Тут его соседка по парте, Катя, легко вспорхнула со стула и направилась в сторону компании.
На него она так и не взглянула!
Павла посетило тихое бешенство. В глазах потемнело, закружилась голова. Следовало принять таблетки, но было не до них.
