— Так… значит ты тот самый.
Голос прозвучал сзади. Я резко обернулся и приготовился к схватке — но понял, что опоздал. Могучий Джек Армстронг стоял как вкопанный. Его спина согнулась. Глаза вытаращились. Маленький вампир укрылся за его спиной, острыми клыками едва касаясь горла. Если бы Джек мог видеть его черные глаза и сверкающие зубы, его бы страх удвоился. Бармен предложил мне положить топор на землю, если только я не хочу увидеть, как мой друг истекает кровью. Я посчитал, что его требование разумно и выпустил топор из руки.
— Вы тот самый, кого призвал Генри. Тот самый, чей дар — убивать мертвых.
Хотя Эйб и был удивлен, услышав имя Генри, он не подал вида. Он слышал, как участилось дыхание Джека, когда вампир сильнее надавил клыками на его горло.
— Я удивлен, — сказал бармен. — Что у вас не возникло вопроса — зачем? Зачем вампиру понадобилось очистить землю от себе подобных? Зачем он послал человека убивать тех, кого должен убивать сам? Или вы просто действовали как слепое орудие — безмолвный неуязвимый слуга?
— Я никому не служу, — сказал Эйб.
Бармен усмехнулся.
— Ответ, достойный американца.
— Эйб, помоги мне! — сказал Джек.
— Все мы слуги, — сказал бармен. — По крайней мере, двое из нас, просто я знаю хозяина, которому служу.
Джек начал дергаться.
— П-прошу! Вытащи меня!
Он попытался вырваться, но клыки вампира только глубже впились ему под кожу. Струйка крови побежала по адамову яблоку, тогда вампир издал успокаивающее «сшшшшшшш».
Вампир отвлекся и Эйб сразу воспользовался этим — незаметно сунул руку в карман.
Я должен быть быстрым, когда мои мысли перейдут в действие.
— Твой любезный Генри заслуживает топора не меньше, чем большинство из нас. Ему просто повезло, и он нашел тебя пер…
Я вынул Мортиру и чиркнул о пряжку на поясе со всей быстротой, на которую был способен.
Она зажглась.
Белый свет и искры наполнили мрак улицы. Вампир отскочил назад и зажмурился — Джек оказался свободен. Я присел, схватил свой топор и вновь встал на ноги. Лезвие топора вонзилось в грудь вампира с треском ломающихся костей и свистом сжатого воздуха, что вырвался из легких, демон стал падать, одной рукой пытаясь вытащить рукоять, другой опираясь о землю, чтобы окончательно не распластаться. Я позволил Мортире выпасть из пальцев и догореть на мостовой, после чего вытащил топор из груди вампира. На его лице появился знакомый страх. Страх перед тем, что его ждет — адом или забвением. Но для меня подобное зрелище было уже не интересно. Я занес топор над головой и ударил еще раз.
Джека трясло от макушки до носков ботинок. Он едва избежал смерти, и ему было нелегко успокоиться. Из головы не шли замеченные краем зрения черные глаза и белые клыки. Всю дорогу домой, он не мог сказать ни слова. Да и никто бы не мог. Они приехали в Нью-Салем после заката, и вдруг Джек, которому пора было сворачивать в сторону Клари Гроув, натянул поводья и направил коня в сторону бакалейного магазина.
— Эйб, — сказал он. — Я хотел бы узнать все о том, как убивать вампиров.
Я чувствую, насколько слабы и беспомощны были бы любые мои слова, чтобы утешить Вас, и тем ослабить Ваше горе… Я молю Отца нашего Небесного, чтобы он смягчил муки тяжести Ваших потерь и оставил одни лишь светлые воспоминания о тех, кого Вы любили и утратили.
Авраам Линкольн в письме Лидии Биксби, матери двоих сыновей, убитых во время Гражданской Войны США
21 ноября 1864 г.
IНью- Салем рос не так быстро, как рассчитывал Дентон Оффатт; с тех пор, как он открыл здесь лавку, население городка даже уменьшилось. Сангамону по-прежнему было далеко до «новой Миссисипи». Навигация по нему оставалась предприятием рискованным, и все, кроме нескольких, пароходы предпочитали более широкие реки на юге, перехватывая богатых пассажиров и грузы. К тому же, в Нью-Салеме был еще один магазин, расположенный ближе к центру, и потому забравший большую часть покупателей. Когда весной 1832-го вскрылся лед на Сангамоне, лавка Оффатта разорилась окончательно, и Эйб остался без работы. О его злости по этому поводу свидетельствует запись от 27 марта:
Распрощались [с Оффаттом] сегодня утром, последние товары проданы, или отданы за полцены; свои вещи перевез к Херндонам — пока не найду стабильный заработок. Меня не волнует, что он будет делать дальше. Я не чувствую ни какой печали в связи с его отъездом, как и ни малейшего желания ехать вслед за ним. Я никогда не сидел сложа руки, не собираюсь и теперь. Я решил остаться. Мне обязательно повезет.
Как всегда, слова Эйба не расходились с делом. Он занимался всем, что может принести хоть какие-то деньги. Ставил изгороди. Расчищал землю. Строил амбары. Здесь на пользу оказалась дружба с Парнями из Клари Гроув, которые делали четкие внушения его будущим работодателям. Как «человек топора» он нашел работу даже на одном из сангамонских пароходов — стоять на носу и крушить любые преграды, замедляющие ход на север. И, несмотря на все это, он никогда не прекращал охоты.
Я провел много времени в размышлениях над тем, что сказал бармен. Мог ли я не проявить интереса, почему Генри так заинтересован охотой на вампиров? Почему поручает мне работу, которую вполне может сделать сам? Но никак не мог разобраться в этом. Додумался лишь до других вопросов. Вроде — почему я, заклятый враг вампиров, служу вампиру? Это факт, и это парадокс. Или — будет ли меня и дальше использовать скрытый во мраке вампир? Возможно. И после всех размышлений я пришел к выводу:
Это не имеет значения.
Если я и в правду не больше, чем слуга Генри, да будет так. Чем меньше вампиров, тем счастливее я буду.
Письма Генри стали приходить чаще, и тогда Эйб решил сделать кое-что. Но он не смог бы сделать это один.
В Джеке я нашел умелого и страстного товарища по охоте, и с водушевелением [авт. орф.] делился с ним опытом по уничтожению вампиров (благо, тренировать его в быстроте или храбрости не требовалось — и того и другого он имел в избытке). Благодаря его помощи и письмам Генри дела пошли так лихо, что я порой с удивлением обнаруживал себя то в одном конце штата, то в другом.
Как- то ночью Эйб обнаружил себя бегущим по улицам Декатура с окровавленным топором в руках, а Джека — рядом — с арбалетом. В десяти шагах перед ними какой-то лысый человек несся по набережной Сангамона. Правый бок его рубашки был пропитан кровью, правая же рука безвольно свисала на сухожилиях и полосках кожи.
