Маша Любимова сидела в салоне своего автомобиля, но, глядя на замерзших прохожих, тенями скользящих по сумеречному городу, она чувствовала, как ее саму пробирает дрожь. Прижав телефонную трубку к уху, она услышала голос матери:
– Здравствуй, Мария!
Голос звучал холодновато, впрочем, как всегда.
– Привет, мам! Рада тебя слышать!
– Хватит изображать радость, милая. Я ведь знаю, что мой голос для тебя не приятнее зубной боли.
– Мама, – с упреком сказала Маша.
– Ничего, я не обижаюсь. В конце концов, терпеть нападки детей – удел всех молодых матерей, которые пытались жить не только ради ребенка, но и для себя.
– Молодых? – опешила Любимова. – Ты ведь родила меня в двадцать пять.
– Не обязательно было мне об этом напоминать, дорогая. Кроме того, современные женщины начинают подумывать о ребенке лишь после тридцати.
– Я родила своего Митьку в двадцать…
– Долго ты еще собираешься изводить меня разговорами о возрасте?
Маша смутилась.
– Прости, мам.
– Ничего, мне не привыкать.
Любимова закусила губу и нахмурилась.
– Слушай, мама, и как это у тебя получается?
– Что именно, дорогая?
– Все время заставлять меня чувствовать себя виноватой.
– Ах, оставь это! Не было бы вины, не было бы и чувства вины. Но я рада, что ты не совсем потерянный в этом плане человек. В отличие от твоего отца, кстати говоря.
Маша не думала, что это было кстати, но возражать не стала.
– Ты давно говорила с ним? – спросила мать.
– На прошлой неделе.
– Этот старый зануда принимает лекарства, которые я ему через тебя отправила?
– Мам, я не знаю. Говорю же: я с ним не общалась с прошлой недели.
– Его телефон молчит.
– Да, я в курсе. Ты же знаешь, когда у него плохое настроение, он отключает телефон.
– Ты должна его проконтролировать.
– Как?
– Как? Съезди к нему. Сегодня же.
– Мам, я не…
– Он зануда и пустозвон, но он не заслужил такого отношения со стороны родной дочери!
Любимова откинула со лба светлую прядь волос.
– Мам, почему бы тебе самой ему не позвонить?
– Не говори глупости, – отрезала мать. – Мы с ним давно чужие люди.
– Но, мам…
– И прекрати мамкать. Я тридцать лет «мам».
Маша усмехнулась:
– Тридцать? Ты мне льстишь.
– Я льщу себе, ты здесь ни при чем. Так ты съездишь к отцу?
Любимова взглянула на циферблат наручных часов.
– Съезжу. Но было бы хорошо, если бы ты сама…
– Передавай ему привет!
Мать отключилась. Маша вздохнула и устало проговорила:
– Если судить по поведению мамы, мое детство все еще не закончилось.
Она набрала номер капитана Волохова и снова прижала трубку к уху.
– Да, Марусь, привет, – отозвался Толя сипловатым, сонным голосом. – Ты уже встала или еще не ложилась?
– Встала. Час назад.
– Чего так рано?
– Бессонница. Решила поехать на работу пораньше, но позвонила мама и попросила навестить отца.
– Она у тебя тоже ранняя пташка?
– Наоборот. Думаю, как раз она еще не ложилась. Наверняка приехала домой от какого-нибудь ухажера.
– Так рано? Зачем?
Маша сдвинула брови.
– Она терпеть не может спать в чужих квартирах.
Толя усмехнулся:
– Твоя мама – зажигалка.
– Да уж, – невесело проговорила Маша. – Слушай, Толь, я задержусь на часок, прикроешь меня?
– Конечно.
– Спасибо! Ты – лучший!
– Да ладно тебе, – отозвался Волохов довольным голосом.
Маша помедлила секунду и осторожно спросила:
– Толь, как ты?
– Нормально, – ответил он басом.
– У врача был?
– Нет.
– Но…
– Говорю тебе – я в норме. – Толя пару секунд посопел в трубку, затем спросил недоверчивым голосом: – Надеюсь, ты не рассказала Старику о моих глюках?
– Нет, – сказала Маша.
– А Стасу?
– И Стасу тоже. Толь, я же обещала, что никому ничего не скажу. Но твоя версия о том, что грабитель просто выключил тебя, звучит не слишком убедительно.
– Знаю. – Волохов вздохнул: – Но другой-то у меня все равно нет.
– Ты обещал, что покажешься врачу и сделаешь ЭЭГ мозга. Мы не знаем, с каким видом ментального воздействия столкнулись.
– Брось, Марусь. У меня не только крепкий череп, но и мощные мозги. Их никаким воздействием не перешибешь.
Маша улыбнулась:
– В этом я не сомневаюсь. Ладно, поговорим, когда я приеду. Держись там!
– Постараюсь. До встречи!
* * *
В это утро Любимов-старший, бывший следователь и адвокат, а ныне – простой российский пенсионер, был чуть менее сварлив, чем обычно. Слишком давно Маша не была у отца, и он успел соскучиться, хотя и не говорил об этом открыто.
– Слушай, дочь. – Он прихлебывал из чашки травяной чай, который заваривал из своего собственного сбора.
– Пап, это лекарство ты должен принимать каждый день, – выговаривала Маша отцу. – Главное – регулярность. Если ты пропустишь хотя бы день, толку от него не будет никакого.
Любимов поморщился.
– Ну, хватит про лекарства, – проворчал он.
– Пап!
– Я слушал тебя пятнадцать минут без перерыва. Ты снова и снова втолковываешь мне одно и то же – по кругу, как идиоту. Но я еще не выжил из ума.
– Я и не говорила, что ты выжил из ума. Но лекарства…
– Закрой эту тему, дите! Закрой, если не хочешь, чтобы я озверел! Лучше расскажи мне про вашего грабителя. По телефону ты говорила, что он вывел из строя видеокамеры?
– Да, пап.
– Как он это сделал?
– Мы пока не знаем. Ребята из техотдела в шутку говорят, что этот человек носит с собой что-то вроде портативной электромагнитной пушки. А еще никто из свидетелей не может вспомнить, как он выглядел. Ну, или описывают его совершенно по-разному. В общем, дело странное и загадочное. Давай вернемся к лекарствам…
Любимов сделал рукой останавливающий жест и сказал:
– Что же тут загадочного? Вы имеете дело с обыкновенным гипнотизером.
Маша посмотрела на отца недоверчивым взглядом:
– Пап, ты это серьезно?
– Конечно, – сказал отец, доедая пирожное. – А что, собственно, тебя удивляет, дите?
– Ну…
– По-твоему, все люди одинаковы?
– Нет, конечно, но…
– Был такой прыгун в высоту – Виталий Бубка, так вот он впервые прыгнул выше шести метров и семь раз был чемпионом мира. У него семнадцать мировых рекордов! А Жаботинский поднял в рывке штангу весом сто восемьдесят четыре килограмма! Скажи-ка мне, дите, много людей способны на это?
Маша дернула плечом:
– Пап, ну это же просто спорт. Накачанные мускулы, натренированная координация движений…
– Да ну? А как насчет шахматиста Алехина? Однажды он сыграл вслепую одновременно двадцать семь партий! И двадцать две из них выиграл!
– Может, ему попались слабые противники?
