С тех пор половинки маски странствуют по свету, попадают в руки простых людей – и никак не могут соединиться. Хрупкое равновесие мировых начал едва удерживается, и с каждым годом сделать это становится все труднее…
Голос старика убаюкивал Дашу. Она очень устала, и теперь, в тепле и покое, ей становилось все труднее бороться со сном. В какой-то момент ей вдруг привиделось медное изваяние быка с окровавленными рогами. Даша вздрогнула и проснулась.
* * *
Она сидела на садовой скамье посреди пустынного сквера. Рядом с ней на этой же скамье сидел небритый тип неопределенного возраста в потертом черном пальто без пуговиц. Глядя в сторону с самым невинным видом, он осторожно шарил левой рукой в Дашином кармане.
– А ну, пошел вон, козел! – крикнула Даша и пнула вора ногой по щиколотке.
Тот вскочил, замахал руками, как ветряная мельница крыльями, и истошно заголосил:
– Сижу, никого не трогаю, ничего плохого не делаю, дышу перед сном воздухом, а эта ненормальная дерется!
– Пошел вон! – повторила Даша. – Можешь дышать воздухом в другом месте – подальше от меня!
– Сквер общественный, я имею полное право тут находиться… – проворчал вор, потирая ушибленную ногу.
– Сейчас еще добавлю! – пообещала Даша.
Вор припустил прочь, что-то обиженно бормоча и время от времени оглядываясь.
Даша огляделась.
Как уже было сказано, она сидела на скамье в сквере, расположенном посреди той улицы, куда привела ее белая собака. Вон там, чуть левее, светится витрина круглосуточного магазина, дальше – химчистка и прачечная, а между ними должен быть тот самый магазинчик, в котором она разговаривала со странным стариком… Как же он назывался, этот магазин? Как-то очень странно… Ах да, «Колониальные товары». И еще имя хозяина было написано…
Даша встала, зябко поежившись – на улице было довольно-таки холодно.
Она подошла к лавке, желая прочитать имя владельца на вывеске…
И удивленно застыла: над дверью висела совсем другая вывеска! На белом фоне ярко-красными буквами было написано:
«Стоматологическая клиника «Щелкунчик».
Даша протерла глаза, еще раз прочитала надпись на вывеске – нет, ничего не изменилось, перед ней была стоматология.
Что же это получается? Она, как последняя бомжиха, заснула на садовой скамейке, и ей приснился странный магазин, и его удивительный хозяин, и его шахматная партия с неким невидимым противником, и странный разговор…
Стыд-то какой! Она, приличная женщина, заснула на улице!
Оставалось утешаться тем, что ее никто не видел, кроме того неудачливого воришки…
Что делать? Зря она набросилась на воришку – у нее в карманах пусто, ни денег, ни документов. Карточки проездной – и то нет. Однако в кармане что-то бренчало, и при ближайшем рассмотрении это «нечто» оказалось ключами от квартиры. Очевидно, убегая из дома, она машинально сунула их в карман куртки.
Даша еще раз огляделась по сторонам.
Она узнала улицу и быстро зашагала к дому. Шла долго и во время этой быстрой ходьбы немного успокоилась.
Дверь она открыла, стараясь не шуметь.
К счастью, все уже спали.
Из комнаты свекрови доносились такие звуки, как будто там проводили ходовые испытания спортивного мотоцикла – Лидия Васильевна храпела, как целый полк солдат.
Даша прокралась в спальню, разделась в темноте и скользнула в постель. При свете фонарей, падавшем из окна, было видно, что в комнате относительно прибрано. Муж собрал все фотографии и разложил вещи по местам.
Димка пробормотал во сне что-то нечленораздельное, повернулся на бок и потянул на себя одеяло.
Даша пристроилась на своем краю кровати, натянула на себя краешек одеяла.
Она думала, что долго не сможет заснуть, однако провалилась в глубокий сон, как только голова ее коснулась подушки.
Ей снился огромный зал, уставленный целым лесом квадратных черных колонн. В глубине этого зала, на мраморном возвышении стояло медное изваяние быка. Перед изваянием возвышался жертвенник: массивная золотая чаша, укрепленная на трех звериных лапах, в которой пылало темно-багровое пламя.
По сторонам от медного быка выстроились два ряда людей в длинных черных одеяниях, с черными бородами, заплетенными в десятки тугих косичек. Лица этих людей закрывали золотые маски с гневно сведенными бровями, с перекошенными яростью ртами.
В нише позади медного изваяния кто-то ударил в гонг, и густой, мощный звук заполнил все пространство храма.
Звон начал затихать, но тут же два ряда жрецов запели низкими, глубокими голосами.
Это было странное песнопение – в нем звучали и мольба, и гнев, и страх, но в то же время – торжество и мощь. И еще в этой молитве (а это, судя по всему, была молитва, обращенная к медному богу), еще в этой молитве слышалась какая-то фальшивая нота, какая-то ложь и дисгармония.
Песнопение постепенно затихло, и тогда из самой глубины храма, из ниши за медной статуей, вышел высокий человек в пурпурном плаще.
Лицо его, как и у остальных жрецов, скрывала маска, но из-под маски не виднелась заплетенная в косы борода.
В руках этот жрец нес сверток, закутанный в белое полотно.
Даша услышала детский плач и в ужасе поняла, что сейчас произойдет.
Она попыталась проснуться, но сон не отпускал ее, он оплетал ее подробностями, как паук оплетает свою жертву паутиной. Даша почувствовала запах ладана и сандала, услышала потрескивание огня в жертвеннике, почувствовала исходившее от него тепло – и ледяной холод черных колонн, поддерживавших своды храма.
Человек в пурпурном плаще подошел к жертвеннику, поднял над ним сверток – и вдруг повернулся к Даше, взглянул ей прямо в глаза сквозь пустые глазницы своей маски.
– Пощади ребенка, – прошептала Даша едва слышно.
Она думала, что ее шепота никто не услышит, но внезапно в храме наступила глубокая тишина, и эти два слова прозвучали необыкновенно громко.
Во всяком случае, священнослужитель услышал их.
– Пощадить? – спросил он, и, хотя лицо его было закрыто маской, Даша почувствовала, что он усмехнулся. – Разве о пощаде идет речь? Этому ребенку, отпрыску богатой и знатной семьи, выпала счастливая и завидная участь! Он будет принесен в жертву великому Молоху, он предстанет перед грозным ликом бога! Многие родители принесли в храм своих первенцев, чтобы пожертвовать их богу – но только этому повезло! Только он оказался достоин предстать перед Молохом! Только он достоин передать богу наши молитвы!
– Пощади ребенка! – повторила Даша гораздо громче. На этот раз ее голос наполнил храм, как незадолго до этого – гром гонга и песнопение жрецов. – Никакое божество не стоит того, чтобы ради него убивать невинного ребенка!