– Маргарита Васильевна, душечка! – разлетелась с порога Александра. – Мне завтра Беатриче играть, как там платье – в порядке?
– Беатриче? – костюмерша как будто немного смутилась. – Шурочка, понимаешь, пока тебя не было, Беатриче играла Слезкина, а она немного полнее тебя…
– Немного? – фыркнула Александра. – Да она меня как минимум на три размера толще!
– Ну уж и на три… Это она сейчас, конечно, располнела, в положении, а раньше…
– Так что с платьем?
– Платье пришлось расставить, но ты не беспокойся, деточка, я его отдала Люсе, она его наверняка уже привела в порядок. Ты посиди минутку, я к ней схожу и принесу…
– Может быть, я сама… – заикнулась было Александра, но костюмерша уже вышла и закрыла за собой дверь.
Александра села в старое кресло, обитое вытертым зеленым ситцем. Это кресло предназначалось для посетителей, сама Маргарита сидела обычно в другом, бархатном. Она посидела минут десять, закрыв глаза и откинув голову на неудобную спинку. В свое время она приучила себя расслабляться в любую свободную минутку, при ее профессии без этого нельзя. Но сейчас желанный покой никак не наступал. Она встала, прошлась взад-вперед, снова села. Взглянула на часы.
Было уже время обеда, ей хотелось есть, хотелось домой, а Маргарита словно сквозь землю провалилась.
Александра решила не дожидаться ее, прийти завтра пораньше и зайти за платьем перед спектаклем. Она встала, подошла к двери, попыталась ее открыть…
Дверь была заперта.
Вот это номер! Маргарита заперла ее в костюмерной то ли по забывчивости, то ли еще почему, а сама, скорее всего, отправилась домой – вечернего спектакля-то сегодня не будет! Странно, раньше на нее никогда не находила такая рассеянность, видимо, возраст дает себя знать.
И что теперь ей прикажете делать?
Ночевать в театральной костюмерной?
Вот уж это никак не входило в сегодняшние планы Александры!
Она снова попыталась открыть дверь – и опять без малейшего успеха. Тогда она постучала в нее, надеясь, что ее кто-нибудь услышит, но на ее стук никто не отозвался. Наверняка из театра уже все ушли, рабочие шумят и не услышат ее стука, а сторож еще не пришел.
Она снова уселась – на этот раз в бархатное кресло Маргариты – и мрачно уставилась на дверь.
Может быть, Маргарита просто заболталась с Люсей, или платье еще не готово, и она все же вернется и выпустит свою пленницу? Но с чего она дверь-то заперла, хотелось бы знать…
Вдруг на глаза Александре попалась задернутая плюшевая занавеска в дальнем углу костюмерной. Эта занавеска отчего-то буквально притянула к себе ее взгляд.
В конце концов она встала, подошла к занавеске и отдернула ее.
За занавеской оказалась низкая обшарпанная дверь.
Александра повернула дверную ручку. Дверь была не заперта, она открылась с болезненным ревматическим скрипом, за ней обнаружился темный коридор, из которого на Александру повеяло затхлостью и застарелой пылью.
Но, так или иначе, этот коридор куда-то вел, а все пути в театре, как известно, ведут в театральное фойе и оттуда – на свободу…
Александра решительно шагнула в темноту, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку.
Впрочем, ей только в первый момент показалось, что тут темно, очень скоро она начала различать очертания предметов.
Коридор был незнакомый, хотя Александра работала в театре достаточно давно и считала, что знает здесь все уголки и закоулки. Но в этом месте она прежде не бывала.
Она медленно пошла вперед, оглядываясь по сторонам, чтобы найти какую-нибудь дверь, ведущую в знакомые помещения. Наконец она увидела впереди полоску света, пробивавшуюся из-под двери.
Подойдя к этой двери, она почувствовала внезапную робость и, прежде чем войти, постучала.
– Входите! – донесся из-за двери сильный, звучный голос.
Александра открыла дверь и вошла.
Она оказалась в большой полутемной комнате, освещенной единственной свечой в старинном серебряном подсвечнике. При свете этой свечи она разглядела старика, сидящего в черном кресле с резной деревянной спинкой – должно быть, позаимствованном из театрального реквизита. Старик был одет в старомодную шелковую куртку с ярким шейным платком. В полутьме помещения Александра не смогла разглядеть его лица, она увидела только блестевшие в темноте яркие глаза и большие морщинистые руки, лежавшие на краю низкого столика. На этом столике перед ним стояла какая-то коробка, в которую старик заглядывал с живейшим интересом.
Вся остальная комната пряталась в темноте, и Александре на какой-то миг померещилось, что из этой темноты на нее глядят чьи-то многочисленные недоверчивые и настороженные глаза.
Услышав шаги Александры, старик оторвался от своего занятия, повернулся к ней и проговорил:
– Проходите, Александра Александровна, посидите со мной!
– Вообще-то, мне некогда, я хотела только спросить, как отсюда попасть к выходу из театра, – проговорила Александра растерянно. – Представьте, я заблудилась… – Тут она спохватилась: – Откуда вы знаете, как меня зовут?
– Ну, что вы! – старик улыбнулся. – Кто же не знает вас… в нашем театре? Ну, все же присядьте, посидите немного со стариком, а то у меня такие скучные собеседники…
Не вставая с места, он поставил на стол еще одну свечу в таком же серебряном подсвечнике, зажег ее.
В комнате стало значительно светлее, и Александра разглядела висевшие на стенах театральные костюмы – расшитые камзолы, фраки, платья с кринолинами, наряды придворных и крестьян, гвардейцев и разбойников. Тут же, рядом с этими костюмами, висели большие, искусно сделанные куклы-марионетки с живыми, выразительными лицами. Именно их глаза Александра и увидела в темноте.
И еще при свете второй свечи она отчетливо разглядела лицо старика.
Это лицо было покрыто густым, глубоко въевшимся, многолетним загаром, выдублено беспощадным солнцем южных морей, обветрено соленым ветром всех океанов и исполосовано кривыми глубокими шрамами, как у старого пирата.
«Какое интересное, необычное, выразительное лицо! – подумала Александра. – Я уверена, что никогда не видела его в театре, и вообще никогда раньше не видела, но отчего же оно кажется мне таким странно знакомым?»
– Присаживайтесь, Александра Александровна! – повторил старик и придвинул ей обычный стул.
Она невольно подчинилась ему и спросила:
– А вы давно работаете в нашем театре?
– Давно ли я работаю в театре? – переспросил старик. – Можно сказать, всю жизнь… ведь, как известно, вся наша жизнь – театр, по крайней мере, так говорил один ваш коллега…
– Вы, наверное, бутафор? – продолжала расспрашивать старика Александра.