но это никак не помогает пересохшему горлу.
– Ты намереваешься обезглавить еще кого-то ради меня?
Лоркан молчит, но глаза его выдают.
– Нельзя разгуливать по королевству, обезглавливая кого захочется, Лор. Фейри и так не доверяют воронам и называют вас… – Перед глазами всплывают слова на стенах моего дома. – Они называют вас ужасными словами.
– Я похож на того, которому важно, что о нем думают фейри?
– Нет, но…
– Пока Данте не начнет наказывать свой народ, это буду делать я. Пришло время им научиться уважению.
Это плохо кончится.
Он протягивает руку к раковине у меня за спиной, и внутренняя сторона его предплечья касается моего обнаженного плеча. Я не дрожу, но влажная кожа покрывается мурашками. Он растирает между пальцами кусок угля, затем кладет обратно на маленький деревянный поднос, и вновь его кожа соприкасается с моей. Я пытаюсь отодвинуться, чтобы ему не мешать, но замираю. Он закрывает глаза и подносит пальцы к переносице, затем проводит ими до висков, оставляя черные полосы.
Когда его веки приподнимаются, радужки становятся поразительно яркими.
«Как же мне хочется раскрасить и твое личико, птичка».
Сердце трепещет, как бабочка: я представляю, как он проводит своими длинными прохладными пальцами по моим векам, чтобы показать миру: я его.
Одна из многих.
В отличие от меня, его грудь поднимается равномерно.
– Ты будешь слишком занят раскрашиванием лица своей глейсенской принцессы, чтобы беспокоиться о моем.
Подумать только, скоро она будет стоять на моем месте. Будет смотреть в его золотистые глаза и на серебристые шрамы.
Удушающий пар из душа и клубящийся дым от его тела ласкают мою кожу.
Это уже слишком.
Все это – перебор.
Не знаю, зачем я отправилась сюда, но теперь мне хочется уйти. Я отворачиваюсь от него и, закрыв глаза, представляю дом маркиза. Представляю белый мрамор и зеркало в позолоченной раме. Представляю камешек с гравировкой, который положила на прикроватную тумбочку.
Открываю глаза – я вновь в своем теле, а передо мной стоит другой ворон, с ресницами такими же длинными, как у Тимея, как раз перед тем, как его голова отделилась от туловища.
Ифе переводит дыхание.
– У тебе есть пара! Да? Ты ходить в его сознание.
Моя первая реакция – отрицать, но я не хочу лгать Ифе. К тому же лицо заливает краска, а глаза стекленеют, как у Минимуса.
– А у тебя есть пара? – спрашиваю я, прежде чем она успевает поинтересоваться, с кем это я связана сверхъестественным образом.
Вздохнув, она качает головой.
– Нет. Я еще ждать. Имми тоже ждать.
Бьюсь об заклад, я знаю, с кем Имоджен хотела бы быть в паре. Увы, он занят. Принцессой Глейсе, как я упорно напоминаю самой себе.
– Но сиур… то есть сестра не хочет связь. Она тоже замужем за целью воронов.
Я не сдерживаю фырканье.
– Почти уверена, что больше всего на свете твоя сестра мечтает стать парой Лора.
– Почему ты так говорить? – Рот Ифе округляется от искреннего удивления.
– Потому что она всегда с ним.
– Она в Шуркау. Это работа. Поэтому она проводить много времени с наш король. Поверь мне, Фэллон, ей не надо Лор. – Ифе качает головой, от чего ее тяжелая коса перепрыгивает через плечо. – Имми слишком любить воевать, чтобы думать о любовь.
Ага, а ее прическа с макияжем тогда подпортились из-за обсуждения следующей войны Лоркана?
– Кто твоя пара?
– Э-э… – Я прикусываю губу. – Мне бы не хотелось разглашать.
– Ох… Ладно.
Ее голос звучит таким расстроенным, что я добавляю:
– Я не рассказала об этом даже Сиб и Фебу.
– Думаешь, они не понимать?
– Думаю, они не поймут, почему я отказалась от своей пары.
– Отказалась от пары? – Одна из ее черных бровей выгибается дугой. – Нельзя отказаться от пары. Связь священна.
– Я хочу выбирать сама, Ифе.
Она быстро хлопает ресницами, словно чтобы прояснить зрение.
– Должно быть, твоя пара очень грустить.
Я пожимаю плечами.
– Он уже помолвлен с другой. Видимо, недолго переживал.
Она отпрыгивает.
– Если он ворон, это невозможно!
Внезапно я осознаю, что раз я ворон только наполовину, то, теоретически, смогу найти себе пару среди не-воронов.
– Он не ворон?
Нужно заканчивать этот допрос, иначе она выяснит, в чей разум я могу проникать.
– Ифе, пока мы ждем Сибиллу, можешь поучить меня своему языку?
Ее ноздри внезапно раздуваются – думаю, она сложила два и два – в конце концов, я признала, что моя пара недавно обручился, – но затем ее губы изгибаются в улыбке.
– Для меня большая честь учить тебя вороний язык.
Меня охватывает облегчение из-за того, что она не стала гадать, тем не менее удары сердца с каждым разом становятся все тупее. Я отворачиваюсь, прежде чем она успела заметить охватившее меня странное волнение.
Направляясь к гардеробу, разделяющему ванную и спальню, я спрашиваю:
– Как сказать «одеваться»?
– Дриссе.
Я повторяю, проводя пальцами по коралловому платью с корсетом и гофрированной атласной юбке. Не слишком ли вычурно для ужина с группой повстанцев? Я бросаю взгляд на остальные вешалки. Кроме одного довольно простого серого платья, все выглядит весьма внушительно.
Пока я снимаю с вешалки коралловое платье и достаю панталоны, Ифе выходит в спальню и закрывает дверь, оставляя меня одну. Я одеваюсь в шелк, благодарная Сиб за столь изысканное нижнее белье, затем запрыгиваю в платье и вытягиваю руки, чтобы дотянуться до всех петелек. Внезапно накатывает воспоминание о том, как Лоркан помогал мне надеть платье для приема в Тареспагии и как его призрачные пальцы ласкали мою кожу. Щеки по новой заливает румянец.
Нужно выбросить этого ворона из головы, пока тело в очередной раз не спроецировалось к нему, иначе он начнет думать, будто я хочу быть с ним, что весьма далеко от правды.
– Как сказать «обувь»? – кричу Ифе.
– Броуг.
Повторяю, застегивая последнюю застежку. За дверью слышно шуршание.
– Я находить ручка и бумага. Полезно, когда видишь слова.
Я приподнимаю корсет без бретелек, который выгодно подчеркивает мою довольно скромную грудь, затем выбираю пару серебристых туфелек – броуг. Выхожу из ванной и направляюсь в маленькую гостиную, где Ифе разложила бумагу, чернильницу и перьевую ручку. Она уже написала два слова – предположительно, те, которым только что меня обучила, хотя они совсем не похожи на то, какими я их себе представляла.
– Как написать мое имя?
Я испытываю облегчение от того, что мое имя на языке воронов пишется так же, как на лючинском, а затем потрясение от того, что Бэннок пишется
