Глава 73
Втроем они разбили лагерь в шестнадцати милях к западу от того места, где оставили Стью. По пути наткнулись на еще один провал, только гораздо меньших размеров. Но так мало они прошли по другой причине: потому что лишились какой-то частицы сердца. И пока не могли сказать, вернется ли она к ним. Ноги вдруг заметно отяжелели. Разговор не клеился. Никто не хотел смотреть в лицо другого – из страха, что увидит отражение собственной вины.
Они остановились уже в темноте и разожгли костер. Ужинать в этот вечер пришлось водой. Глен высыпал в трубку остававшийся у него табак и внезапно задался вопросом: а есть ли у Стью сигареты? Эта мысль испортила аромат табака, и он рассеянно выбил из трубки остатки «Боркум рифф». Когда несколько минут спустя где-то в темноте заухала сова, Глен огляделся.
– Слушайте, а где Коджак? – спросил он.
– Действительно, странно, – ответил Ральф. – Не помню, чтобы видел его последнюю пару часов.
Глен поднялся.
– Коджак! – закричал он. – Эй, Коджак! Коджак! – Голос полетел над пустынной землей. Ответного лая не последовало. Глен сел, сокрушенный печалью. С его губ сорвался тоскливый выдох. По его следу Коджак пересек чуть ли не весь континент, а теперь пропал. Дурной знак.
– Ты думаешь, кто-то его поймал? – спросил Ральф.
– Может, он остался со Стью? – предположил Ларри.
Глен вскинул голову, такая мысль, похоже, его не посещала.
– Может, – кивнул он. – Может, так и случилось.
Ларри перебрасывал камушек из руки в руку, туда-сюда, туда-сюда.
– Он сказал, что Бог, возможно, пошлет ворона, чтобы кормить его. Я сомневаюсь, чтобы здесь водились вороны, так что, может, Он послал пса.
В костре что-то треснуло, в темноту взметнулся столб искр, ярко вспыхнул и погас.
Когда Стью увидел темный силуэт, спускающийся к нему по склону, он прижался спиной к валуну – сломанная нога лежала перед ним – и одной немеющей рукой нашарил булыжник. Он промерз до костей. Ларри был прав. Два-три дня лежания на земле при такой температуре – верная смерть. Вот только кто-то хотел забрать его жизнь еще раньше. Коджак пробыл с ним до заката, а потом ушел, легко выбравшись из провала. Звать его Стью не стал. Пес наверняка побежал за Гленом и остальными. Возможно, чтобы сыграть отведенную ему роль. Но теперь он жалел, что Коджак не задержался здесь чуть дольше. Таблетки – это одно, однако ему не хотелось, чтобы его изорвал в клочья один из волков темного человека.
Он крепче сжал булыжник, а темный силуэт остановился на склоне где-то в двадцати ярдах от него. Потом продолжил спуск, черная тень на фоне ночи.
– Иди сюда, иди!.. – прохрипел Стью.
Черный силуэт завилял хвостом.
– Коджак?
Он самый. И он что-то тащил в пасти, а потом бросил свою ношу рядом со Стью. Сел, виляя хвостом, ожидая похвалы.
– Хороший пес… – В голосе Стью слышалось изумление. – Хороший пес!
Коджак принес ему кролика.
Стью достал складной нож, тремя быстрыми движениями вспорол кролику брюхо. Вытащил дымящиеся внутренности и бросил Коджаку.
– Хочешь?
Коджак хотел. Стью освежевал кролика. Но мысль о том, чтобы съесть его сырым, желудку не приглянулась.
– Дерево? – обратился он к Коджаку без особой надежды. Вдоль ручейка валялось много ветвей и стволов деревьев, принесенных волной, но не в пределах досягаемости.
Коджак вилял хвостом, однако с места не сдвинулся.
– Принеси! При…
Но Коджак уже убежал. Покрутился на восточном берегу ручейка и прибежал с сухой ветвью в пасти. Положил рядом со Стью и гавкнул. Хвост мотался из стороны в сторону.
– Хороший пес, – повторил Стью. – Будь я проклят! Неси еще, Коджак!
Радостно лая, Коджак убежал вновь. Через двадцать минут дров уже хватало для большого костра. Стью приготовил стружки для растопки, посмотрел, как дела со спичками. Полторы книжицы. Стружки занялись со второй спички, а потом он осторожно подкармливал огонь. Скоро костер весело потрескивал, и Стью, сидя на спальнике, расположился как можно ближе к теплу. Коджак лежал с другой стороны костра, положив морду на лапы.
Когда появились угли, Стью насадил кролика на палку и принялся его жарить. Очень скоро запахло так вкусно, что желудок Стью заурчал. Коджак сел, с интересом наблюдая за процессом.
– Половину тебе и половину мне, большой мальчик, идет?
Пятнадцать минут спустя он вытащил кролика из огня и сумел разделить на две части, не обжегшись. Мясо местами обгорело, местами осталось полусырым, но по вкусу заметно превосходило консервированную ветчину от «Грейт уэстерн маркетс». Он и Коджак расправились с кроликом очень быстро… а когда заканчивали, издалека донесся леденящий кровь вой.
– Господи! – пробормотал Стью с набитым крольчатиной ртом.
Коджак вскочил, его шерсть встала дыбом, он зарычал. Обошел костер кругом и зарычал вновь. Повторного воя не последовало.
Стью лег, с булыжником у одной руки, с раскрытым складным ножом у другой. Над головой сияли холодные, высокие, безразличные звезды. Его мысли устремились к Фрэн, но он тут же развернул их в другую сторону. Слишком сильную они вызывали боль, даже на полный желудок. «Я не смогу заснуть, – подумал он. – Долго не смогу».
Но он заснул, с помощью еще одной таблетки Глена. И когда угли костра превратились в золу, Коджак подошел и лег рядом с ним, отдавая Стью свое тепло. Так уж вышло, что в первую ночь после разлуки Стью поел, тогда как остальные легли спать голодными, и спал хорошо – в отличие от Ларри, Глена и Ральфа, которых тревожили кошмары и ощущение быстро надвигающейся беды.
Двадцать четвертого сентября группа Ларри Андервуда, состоящая из трех человек, прошла тридцать миль и встала лагерем к северо-востоку от холма Сан-Рафаэль. В ту ночь температура упала до двадцати пяти градусов[219], поэтому они разожгли большой костер и спали рядом с огнем. Коджак к ним так и не присоединился.
– И что, по-твоему, делает этим вечером Стью? – спросил Ральф у Ларри.
– Умирает, – коротко ответил Ларри и тут же об этом пожалел, увидев гримасу боли на открытом, честном лице Ральфа, но было уже поздно. С другой стороны, он скорее всего сказал правду.
Он снова лег, в полной уверенности, что это случится завтра. Куда бы они ни шли, конечная точка их похода находилась совсем рядом.
И в эту ночь ему снились кошмары. В одном, который запечатлелся в памяти лучше других, он отправился в турне с рок-группой «Шейди блюз коннекшн». Они выступали в «Мэдисон-Сквер-Гарден», и в зале не осталось ни одного свободного места. Они поднялись на сцену под громовые аплодисменты. Ларри подошел к микрофону, чтобы отрегулировать его высоту, но тот не желал сдвигаться с места. Тогда он подошел к микрофону соло-гитариста, но и тот словно приварился к стойке. Бас-гитарист, клавишник – та же история. Зрители принялись улюлюкать и хлопать. Один за другим музыканты «Шейди блюз коннекшн» уходили со сцены, тоскливо улыбаясь в высокие психоделиче ские воротники, похожие на те, что носила рок-группа «Бердс» в далеком тысяча девятьсот шестьдесят шестом году, когда Роджер Макгуинн еще летал на высоте восьми миль. Или восьмисот. А Ларри все бродил от микрофона к микрофону в надежде найти один, который удастся подстроить под себя. Но все они застыли в девяти футах от сцены, прямо-таки кобры из нержавеющей стали. Кто-то из толпы стал требовать, чтобы он спел «Поймешь ли ты своего парня, детка?». Я больше не исполняю эту песню, попытался сказать он. Перестал, когда умер прежний мир. Они не захотели его слушать, начали скандировать. Сначала в задних рядах, потом по всему залу, все громче и громче: «Поймешь ли ты своего парня, детка?! Поймешь ли ты своего парня, детка?! ПОЙМЕШЬ ЛИ ТЫ СВОЕГО ПАРНЯ, ДЕТКА?!»
