За годы работы полицейским Норман стал верить, что телепатия вполне возможна, но это трудное дело… просто невозможное, если на тебе не та шляпа. Нужно отыскать способ проникнуть в голову человека, которого преследуешь. Пока тот, как зверек, роет свою норку, ты должен все время прислушиваться к чему-то, не более уловимому, чем мысленные волны. Строго говоря, улавливать не сами мысли, а способ мышления. Когда в конце концов настроишься на это, то сможешь сделать рывок, — помчишься по зигзагам мыслей своей добычи. И однажды ночью, когда она будет меньше всего ожидать этого, ты окажешься там выходящим из-за двери или… лежащим под кроватью с ножом в руке, готовый вздернуть его вверх, через матрас, в тот момент, когда скрипнет пружина и зверушка уляжется на него.
— Когда она будет меньше всего меня ожидать, — пробормотал Норман, садясь, как он надеялся, на ее место. Ему понравилось, как это прозвучало, и он повторил фразу снова, когда автобус тронулся со стоянки, готовый направиться на запад: — Когда она будет меньше всего меня ожидать.
Поездка оказалась долгой, но он получил от нее удовольствие. Дважды он вставал и выходил в туалет на остановках, хотя на самом деле не испытывал потребности в этом. Он знал: ей это понадобилось бы, и она не стала бы пользоваться туалетом в автобусе. Роза привередлива, а кроме того, у нее слабые почки. Наверное, подарочек от ее покойной матери, которая всегда казалась Норману сукой того сорта, что не может пробежать мимо куста сирени, чтобы не пописать под ним.
На второй из двух остановок он увидел с полдюжины людей, сгрудившихся возле большой урны для окурков у здания автовокзала. Несколько секунд он жадно смотрел на них, а потом прошел мимо и вошел внутрь. Ему до смерти хотелось курить, но Роза не стала бы: она не курила. Вместо этого он задержался, чтобы потрогать несколько чучел животных, потому что Роза любила эту дрянь, а потом купил детектив в мягкой обложке на лотке у входа, поскольку иногда она читала такое говно. Миллион раз он говорил ей, что настоящая полицейская работа не имеет ничего общего с галиматьей в таких книжонках. Она всегда соглашалась с ним, — раз он так говорит, значит, так и есть, — но все равно продолжала читать их. Он бы не очень удивился, узнав, что Роза подходила к этому же лотку, брала с него книжку… а потом неохотно положила ее обратно, не желая тратить пять долларов за три часа развлечения, когда у нее так мало денег и так много проблем, которые надо решать.
Он съел салат, заставляя себя читать книжку за едой, а потом вернулся на свое место в автобусе. Вскоре автобус тронулся. Норман сидел с книжкой на коленях и смотрел, как поля вокруг становятся все более обширными по мере продвижения автобуса на запад. Он перевел свои часы назад, когда водитель объявил, что настала пора сделать это, — его не колебала вся эта мутотень с временными поясами (следующие тридцать дней или около того ему предстояло жить по собственным часам), но так сделала бы Роза. Он раскрыл книжку, прочел про викария, нашедшего мертвое тело в саду, и, заскучав, отложил ее. Однако все это было лишь на поверхности. Там, в глубине сознания, он вовсе не скучал. Подкоркой он чувствовал себя до странности похожим на Крошку Золотой Локон из старой детской сказки. Он сидел на стульчике Маленького Мишки, держал книжку Маленького Мишки у себя на коленях и собирался отыскать домик Маленького Мишки. Уже скоро, если все пойдет нормально, он будет прятаться под кроваткой Маленького Мишки.
— Когда ты будешь меньше всего меня ожидать, — повторил он вслух. — Когда меньше всего…
Ранним утром следующего дня он вышел из автобуса и встал прямо у двери, ведущей от платформы в автовокзал, прислушиваясь к наполненному эхом разных звуков терминалу с высоким подвесным потолком, стараясь отодвинуть в сторону свои полицейские пристрастия к сутенерам и шлюхам, мальчишкам, стреляющим чинарики, и нищим. Он пытался увидеть все так, как должна была видеть она, когда вышла из этого же автобуса, вошла в этот же терминал и увидела его в те же часы, когда человеческая натура всегда бывает слегка заторможенной.
Он стоял там, давая всему этому миру отзвуков окутать себя — со всеми его картинами, запахами и ощущениями.
«Кто я? — спросил он себя и тут же ответил: — Роза Дэниэльс.
Какой я себя ощущаю? Маленькой. Беспомощной. И напуганной. Вот она, главная линия, здесь: я мала, беспомощна и напуганна».
На мгновение его охватила ужасная мысль: что, если в паническом страхе Роза обратилась не к тому, к кому надо было? Так вполне могло случиться: поганые парни определенного типа в таких местах чувствуют себя как рыба в воде. Что, если такой парень завел ее в темноту, а потом ограбил и убил? Не стоило убеждать себя в том, что это маловероятно — он был полицейским и знал, что это не так. Если какой-нибудь сорвиголова увидел, скажем, это ее идиотское колечко из автомата с жевательной резинкой…
Он несколько раз глубоко вздохнул, перегруппировав свои мысли и вновь сосредоточив ту часть своего мозга, которая старалась быть Розой. Ну что ж? Если ее убили, значит — убили. С этим он ничего не мог поделать, стало быть, лучше всего — не думать об этом… Кроме того, ему невыносима была сама мысль о том, что она могла ускользнуть от него таким способом, что какой-то недоносок мог взять то, что по праву принадлежало Норману Дэниэльсу.
«Плюнь на это, — сказал он себе. — Плюнь на это и просто делай свое дело. А сейчас твое дело — ходить, как Роза, разговаривать, как Роза, думать, как Роза!»
Он медленно пошел по терминалу, держа в одной руке бумажник (тот заменял ему ее сумочку), глядя на торопливо проходящих мимо людей — одни тащили чемоданы, другие взгромоздили на плечи картонные коробки, третьи обнимали подружек за плечи или дружков за талии. Пока он наблюдал, к женщине и мальчику, только что вылезшим из его автобуса, подбежал какой-то мужчина. Он поцеловал женщину, потом схватил мальчонку и высоко подбросил его в воздух. Мальчонка завопил от страха и радости.
«Я растерянна — все здесь ново, все по-другому, и я напугана до смерти, — сказал себе Норман. — Есть хоть что-нибудь, в чем я чувствую себя уверенно? Что-нибудь, чему я могу доверять? Вообще хоть что-нибудь?»
Он шел по полу, выложенному крупным кафелем, медленно, очень медленно, вслушиваясь в эхо своих шагов и пытаясь смотреть на все глазами Розы, пытаясь ощущать все ее кожей. Быстрый взгляд на мальчишек с остекленевшими глазами в углу с игровыми автоматами (у некоторых это было просто следствием утренней усталости, у других — Красной Травки Небраски). Потом снова в терминал. Она смотрела на ряд телефонов-автоматов, но кому ей звонить? У нее нет друзей, нет семьи — нет даже ниспосланной Провидением старухи тетки в Техасе или в горах Теннесси. Она смотрела на выход, ведущий в город, наверное, думая о том, как уйти отсюда, найти комнатку на ночь, отгородиться дверью от всего этого тревожного, равнодушного и опасного мира… У нее хватило бы денег на комнату благодаря его кредитке ATM, но сделает ли она это?
