Поздно вечером, когда в доме уже все спали, я услышала в саду, куда выходило окно моей спальни, какой-то шорох. Вскоре в него кто-то осторожно постучал. Душа моя ушла в пятки, однако я набралась мужества подошла и отворила. Из сада на меня глядело лицо Мая. Ни слова не говоря, он вскарабкался на подоконник. А дальше… Стоит ли заострять на этом внимание, и так все понятно. Мы стали любовниками.
Я втайне надеялась, что Май переменит свое решение и попросит моей руки. Но тщетно. Он вовсе не собирался это делать. Днями он продолжал волочиться за Летицией, а ночи проводил у меня. При этом Май обращался со мной как с глупенькой девицей. Всерьез не принимал. Изводил насмешками, вначале ласковыми, а потом все более грубыми и язвительными. По его словам выходило, будто я сама затащила его в свою постель. Злость, а пуще того бешеная ревность заполнили все мое существо. Я искала выход. И…
Тут баронесса сделала длительную и многозначительную паузу, видимо ожидая вопроса со стороны Веры. Однако вопроса не последовало.
– И нашла его, – изрекла Амалия. – Я решила сжить со света Летицию. К тому времени в ранее горячо любимой сестре я видела только ненавистную соперницу. Уничтожить Летицию я решила с помощью толченого стекла. Я видела, как дворовые мальчишки травят бродячих кошек и собак. С помощью камня толкут разбитые бутылки, потом подмешивают толченое стекло в мясной фарш, лепят из него котлеты и скармливают псам. Через несколько часов животное дохнет в страшных мучениях. Я тоже нашла обломок оконного стекла, истолкла его в ступке до состояния порошка и подсыпала в пирожные, до которых Летиция была большой охотницей. Подобные манипуляции я проделала несколько раз. Летиции стало плохо почти сразу же. Она смертельно побледнела, стала жаловаться на страшную резь в животе, а вскоре скончалась. Казалось бы, я должна была ощутить страшные угрызения совести, однако ничего подобного. Я испытала лишь огромную радость. Соперница устранена. Теперь путь к счастью открыт. Однако не тут-то было. Май почему-то не спешил предложить мне руку и сердце. Хотя наш роман продолжался.
Прошло всего полгода с момента смерти Летиции… и Май посватался к моей средней сестре.
Жоржетта тоже слыла красавицей, но несколько в ином роде, чем покойная Летиция. Медноволосая шатенка, она была намного стройнее, чем старшая сестра, почти плоскогруда, имела зеленые глаза, которые отчаянно щурила, высокие скулы и румяное, почти кирпичное лицо. Смесь французского с нижегородским, говорил про нее отец. Возможно, Жоржетта пошла в бабушку, мордовскую княжну. Как бы то ни было, она отчаянно кокетничала с Маем. Видимо, это и сыграло свою роль. Статный улан предложил ей выйти за него замуж. Естественно, отказа не последовало. Пришлось вновь воспользоваться толченым стеклом. Жоржетта, конечно же, отдала Богу душу, однако меня поймали, можно сказать, за руку. Кухарка видела, как я толкла что-то в ступке. И хотя ступку я потом ополоснула, на ее внешней стороне осталось немного блестящего порошка. Кухарка сопоставила мои манипуляции со ступкой и смерть Жоржетты и доложила о своих наблюдениях моему отцу. Тот призвал меня и допросил с пристрастием. Долго я отпиралась, долго рыдала, пытаясь убедить батюшку в своей невиновности, однако все было напрасно. Смерть двух старших сестер при одинаковых обстоятельствах и с одинаковыми симптомами говорила сама за себя. В конце концов я во всем призналась. Рассказала также и о своей тайной связи, попытавшись свалить вину на Мая. Мол, из-за глубоких чувств к нему пошла на преступление. Призвали Мая. Отец все ему рассказал. Май был потрясен. Он страшно побледнел и с ужасом взирал на меня, как на невиданное чудовище.
Можешь на ней жениться, сказал мой отец. А можешь и убить. Выбирай одно из двух. Я не возражаю против любого варианта. Но если женишься, я открою правду всему свету, и потом живите, как знаете; а если убьешь – все останется между нами. Но третьего не дано. Иначе я собственноручно застрелю тебя.
Ничего не сказал Май в ответ. Только понурился, сгорбился, точно постарел на несколько лет, и вышел прочь. Отец даже не взглянул на меня, лишь устало махнул рукой: мол, убирайся.
А ночью в мою спальню пришел Май, как обычно, влез в окно. Значит, хочет жениться, решила я. Он страстно ласкал меня, но не произносил ни слова, как я ни пыталась его разговорить, как ни пыталась оправдаться, утверждая, что стала преступницей во имя огромной любви к нему. После ласк он взял подушку, навалился на меня… И все.
Без излишней огласки меня схоронили в семейном склепе. Ну а дальше ты знаешь.
– Ничего я не знаю, – наконец подала голос Вера. – Что же потом было?
– Да ничего. Так и осталась я обитать на кладбище. Вниз меня не взяли. Не знаю уж почему. А посему томлюсь в этой желто-зеленой тине. Там и другие есть вроде меня. А я над ними вроде главной. Все время мы то ли спим, то ли бодрствуем и только в ненастные ночи, обычно поздней осенью, вылезаем из своих щелей и мечемся в потемках, пытаясь общаться…Так было и в этот раз. И тут, на мое счастье, возникла ты. И не просто возникла, а пришла с просьбой. Как же я могла тебе отказать.
– А до меня много приходило? – спросила Вера.
– С просьбами-то?
– Ну да.
– Ты – третья. Но, чтобы помочь с замужеством, так первая.
– А другие о чем просили?
– Да о чем? Ясное дело: о деньгах!
– Разбогатеть желали?
– Конечно.
– И помогли?
– Да как сказать… Помогла вроде. Только на пользу им это золото не пошло.
– Значит, нет никакого толка от вашей помощи.
– Раз на раз не приходится.
– История, которую вы мне только что рассказали, характеризует вас не с лучшей стороны.
– Это уж точно.
– Тогда какое вы имеете право указывать мне?
– Ты меня сама попросила. Не лезла бы ночью на кладбище, никто бы тебе ничего не указывал. А уж коли попросила, я сделаю так, как мне виднее. Ты сама не знаешь, чего хочешь. А вот я знаю! Павел Борисович Величко – это тот, кто тебе нужен. Мне он сразу приглянулся.
– Ой ли? А в редакции не по вашей ли воле я на него набросилась?
– Мало ли что получилось, – невозмутимо ответствовала баронесса. – Тогда действовала больше ты, чем я. В тот раз я полностью шла у тебя на поводу. Ведь ты была настолько разъярена, что не контролировала свои действия. И вообще, откуда знаешь, что в том, что ты на него набросилась, виновата я? Сама ты, голубушка, сотворила подобное недоразумение, сама… И причина смехотворна. Озеро это… Как там его? Титя, что ли? И Кака… Он начальник, ему виднее. А ты – права качать! Так, кажется, сейчас это называется. Весьма опрометчиво вела себя. Весьма! Ну да ничего: все, что ни делается, делается к лучшему.
