И когда после всего, придя в себя, вытерев слёзы, Мария крепко обнимала его, прижималась и шептала на ухо: «Любимый, ты лучший…» – Мхов точно знал, что она не врёт, что так оно и есть.
Наверное, их отношения нельзя было назвать любовью в привычном смысле, но Мхов был уверен, что это-то и есть любовь.
Всё очень запущенно, – говорит Данилов-Георгадзе, помешивая серебряной ложечкой в фигурной фарфоровой чашке. Он приехал, как обещал, в 9 вечера и два с лишним часа беседовал один на один с Алексеем в его комнате. Теперь врач пьёт чай за столом в гостиной. Он говорит. Сидящие напротив Мхов и Мария молча слушают.
– То, что рассказали мне вы, Кирилл Олегович, и то, как реагирует на это ваш сын, находится друг с другом в абсолютном противоречии. Алёша твёрдо стоит на том, что ничего из этого он не совершал. Собаку не убивал, на дороге не стоял, лаборанку кислотой не обливал и… то, что вы мне не рассказали, а он рассказал… дверь в сауну… поленом не припирал.
Мария краснеет, опускает глаза. Мхов безмятежно глядит прямо перед собой. Данилов-Георгадзе достаёт из вместительного «луиветтоновского» саквояжа трубку, пробковую коробку с табаком, продолжает.
– Знаете, искусства отрицать очевидное – за очень редким исключением не существует. Любой нормальный человек, ребёнок особенно, отрицая очевидное, демонстрирует с десяток специфических реакций, которые даже не специалисту позволяют приблизительно понять, что он врёт. Специалисту – тем более. Но если человек, отрицая очевидное, не демонстрирует известных реакций, то возможны три варианта. Либо он по специальной методике натренирован. Либо он не врёт, а, значит, то, что кажется очевидным, на самом деле таковым не является. Либо – он сумасшедший… Не стану утомлять подробностями, но есть ряд психических заболеваний, при которых больной совершенно искренне убеждён, что именно его оценка и трактовка событий, каким бы бредом это не выглядело для окружающих, есть чистая, ничем не замутнённая правда. Так вот. Разговаривая с вашим сыном, упомянутых специфических реакций я не наблюдал.
Мария хлопает глазами, непонимающе смотрит на мужа. Мхов откидывается на спинку стула, выпрямляется, скрещивает руки на груди. Данилов-Георгадзе шумно прикуривает набитую трубку от длинной спички, пускает душистый дым в потолок.
– Я не утверждаю, что моё наблюдение стопроцентно верно. Знаете, всяко бывает, мир не без чудес. Возможно, при более детальном общении… С другой стороны, мой опыт… Короче говоря, предлагаю пока принять как версию то, что он, по той или иной причине, всё же упомянутых реакций (пых-пых) не демонстрирует. В таком случае, что из перечисленных трёх вариантов мы можем безоговорочно исключить? Только первый: понятно, что ваш сын спецприёмам сокрытия правды не обучался. Тогда одно из двух. Либо он действительно не врёт, а, следовательно, не причём. Либо он…
– Мария судорожно сплетает пальцы. Мхов скептически пожимает плечами. Данилов-Георгадзе сосредоточено разглядывает «джакоповское» клеймо на мундштуке своей трубки.
– Видите ли, поставить психиатрический диагноз по одной беседе, без специальных тестов в условиях стационара – невозможно. Да я и не психиатр. Не советую! – предупреждает он реплику Мхова, уже было открывшего рот. – Вот так сразу к психиатру – не советую. Любой психиатр ещё с ординатуры знает, что все без исключения люди – его клиенты. Поэтому там разговор короткий (пых-пых). Чуть что – лечить. А это, сами понимаете… Что касается предположения, что ваш сын на самом деле говорит правду…
Мария недоверчиво вздыхает. Мхов горько усмехается. Данилов-Георгадзе согласно кивает.
– …то об этом мы сейчас говорить не будем. Вообще для нас главное в первую очередь – не отыскать истину, а установить между вами и сыном утраченный контакт. Это в любом случае важно. Понимаете (пых-пых), для ребёнка общение с родителями – это как воздух. Воздух бывает чистым, и это хорошо. Бывает отравленным, тогда это плохо. Но в вашем случае воздуха нет вообще, и хуже этого не бывает… Короче, начать должны вы, Кирилл Олегович. Вызовите Алёшу на разговор, что называется, по душам. Разговор нужно построить по принципу качелей, вы всё время должны балансировать между «ты врёшь» и «я ошибаюсь». Чтобы, с одной стороны, снова не загнать его в тупик, а с другой – не оказаться без возможности манёвра самому. Основная ваша линия в этом разговоре – «я тебя понимаю, но и ты меня пойми». Внимательно выслушайте его, но добейтесь, чтобы и он выслушал ваши аргументы. Когда вы почувствуете, что Алёша готов смотреть на происходящее не только своими, но и вашими глазами (пых-пых), подведите его к тому, что налицо явная загадка, настоящий детектив. А дальше предложите взглянуть на всё это как бы со стороны и провести что-то вроде совместного расследования. Вы понимаете? Вовлеките его в игру!
– Ничего себе игра, там уголовное дело, – меланхолично замечает Мхов.
– Это другая проблема, – морщится Данилов-Георгадзе. – Кстати, продолжайте держать его подальше (пых-пых) от настоящего следствия. И как можно дольше. Да. В общем, заинтересуйте его, вовлеките в игру. Его заинтересованность, согласие вместе разобраться станет итогом первого этапа. На втором – приступайте непосредственно к игре в сыщиков. Возьмите самый первый случай, тот, что с собакой. Вместе разработайте план расследования. Вместе, шаг за шагом, разберите происшествие на кусочки. Кто где был, кто что видел, что говорил. Вполне вероятно, что при таком скрупулёзном разборе Алёша где-то собьётся, проколется и уже тогда его можно будет подвести, так сказать (пых-пых), к чистосердечному признанию. А, может быть, наоборот, вы, Кирилл Олегович, увидите, где именно вы сами ошиблись.
– Понятно, – говорит Мхов. – Но все эти игры имеют смысл только если…
– Согласен, – кивает Данилов-Георгадзе. – Если эксцессы будут продолжаться, игра теряет смысл. В любом случае не давите на него. Просто тогда (пых-пых) попробуем поработать с Алёшей более детально. А пока всё.
– Спасибо, – говорит Мария.
– Спасибо, Михаил Георгиевич, – Мхов кладёт на стол рядом с врачом плотный белый конверт.
Данилов-Георгадзе специальной лопаточкой тщательно вычищает трубку в бронзовую пепельницу, прячет в саквояж гонорар, поднимается из-за стола.
– Благодарю. После разговора обязательно позвоните, расскажите, что вышло.
– Хорошо.
Мхов выходит на крыльцо, чтобы проводить гостя. Данилов-Георгадзе забирается в серебристый «лексус» GS300, заводит двигатель, медленно выезжает за ворота.
К полуночи сделалось заметно прохладнее. Несильный, ровный ветер тащит по ночному небу обрывки облаков с востока. Мхов слышит уханье филина с той стороны, где
