— Скажи еще что-нибудь, Рози, — попросил Кэртис. Теперь он надел наушники и трогал ряд тумблеров.
Паника проходила благодаря женщине в розмариновом хитоне и, кажется, Роде Саймонс. В качестве успокоительного мысль о женщине с картины с лихвой стоила пятнадцати минут раскачиваний на Стуле Пуха.
«Нет, дело не в ней, дело в тебе, — сказал ей внутренний голос. — Ты преодолела это, милая, по крайней мере на время, но сделала это сама. И окажи любезность, независимо от того, как обернется дело потом, постарайся все время помнить, кто здесь действительно Рози, Рози Настоящая».
— Поговори о чем хочешь, — снова сказал Кэртис. — О чем — не важно.
Она стала собираться с духом. Ее взгляд упал на гранки, лежащие перед ней. На первом листе красовалась репродукция с обложки. На ней была изображена полуодетая женщина, которой угрожал ножом небритый субъект с усами. И одна мысль — такая поспешная, что она едва уловила ее, — давай трахнемся, трахнемся как собачки, — промелькнула в ее сознании, как выдох из зловонного рта.
— Я буду читать книгу под названием «Луч Манты», — произнесла она, надеясь, что говорит нормальным будничным голосом. — Книга была опубликована в 1951 году издательством «Лайон букс» — небольшой фирмой, выпускающей массовым тиражом дешевые издания. Хотя на обложке написано, что автора зовут… Этого достаточно?
— С перемоткой все нормально, — сказал Кэртис, оттолкнувшись ногами и перекатившись на своем вертящемся кресле от одного конца стола к другому. — Дай мне только еще чуть-чуть для пробы. Но голос у тебя звучит отлично.
— Да, чудесно, — подтвердила Рода, и Рози почувствовала облегчение.
Воодушевившись, Рози вновь обратилась к микрофону:
— На обложке написано, что автор книги — Ричард Рейсин, но мистер Леффертс — Роб — говорит, что на самом деле ее написала женщина по имени Кристина Белл. Эта книжка входит в аудиосерию под названием «Женщины в маске». Мне досталась эта работа, потому что женщина, которая должна была читать романы Кристины Белл, получила роль в…
— У меня все отлично, — подал голос Кэртис Гамильтон.
— Бог ты мой, она звучит точь-в-точь как Лиз Тэйлор в «Баттерфилд-8», — сказала Рода и, не удержавшись, захлопала в ладоши.
Робби кивнул. Он ухмылялся, явно довольный.
— Рода поможет тебе, где надо, но если ты прочтешь это, как читала мне «Темный коридор» возле магазина, мы все будем очень рады.
Рози наклонилась, едва не стукнувшись головой о край стола, и достала бутылку минеральной воды из холодильника. Отворачивая крышку, она заметила, что у нее дрожат руки.
— Я сделаю все что смогу, — сказала она. — Но могу я немного.
— Я знаю, что сделаешь, — заверил он.
«Думай о женщине на холме, — сказала себе Рози. — Думай о том, как она стоит там сейчас, не боясь ничего, что надвигается на нее в ее мире и подкрадывается сзади — из моего. У нее нет никакого оружия, но она не боится. Не нужно видеть ее лица, чтобы знать, это видно по ее позе. Она…»
— Готова ко всему, — пробормотала Рози и улыбнулась.
Робби подался вперед, к стеклянной стенке.
— Прости? Я не расслышал.
— Я говорю, что готова, — сказала она.
— Уровень хорош, — сказал Кэртис и повернулся к Роде, которая положила свой экземпляр ксерокопии романа рядом с блокнотом. — Очередь за вами, профессор.
— Ладно, Рози, давай покажем им, как это делается, — кивнула Рода. — Читается «Луч Манты» Кристины Белл. Заказчик — «Аудио Консептс», директор — Рода Саймонс, читает Рози Мак-Клендон. Пленка крутится. Начинай по моему сигналу и… Пошла!
«О Боже, я не могу», — снова подумала Рози, а потом сузила свой мысленный взор до того, что оставила в нем один-единственный яркий образ: золотой обруч, который женщина на картине носила на правой руке выше локтя. Как только тот стал ясно виден ей, последняя судорога паники начала отступать.
— «Глава первая.
Нелли не осознавала, что ее преследует мужчина в разодранном сером плаще, пока не оказалась между уличными фонарями и замусоренной аллеей, открывавшей слева от нее свой зев, похожий на челюсти старика, который умер с куском пищи во рту. Теперь было уже слишком поздно. Она слышала, как сзади приближается стук башмаков со стальными набойками на каблуках, и здоровенная грязная рука вынырнула из темноты…»
Этим вечером Рози вернулась в свою комнату на втором этаже дома на Трентон-стрит в четверть восьмого. Она изнемогала от жары и усталости — в этом году лето рано пришло в город. И все-таки она была очень счастлива. В руке она держала пакетик с овощами, из которого высовывалась пачка желтых листовок, объявлявших о том, что «Дочери и Сестры» устраивают «Летний пикник с концертом». Рози заглянула в «Д и С», чтобы рассказать, как прошел первый день на работе (ее всю просто распирало от возбуждения и гордости). Когда она уже уходила, Робин Сант-Джеймс спросила, не возьмет ли она десяток-другой листовок и не попробует ли договориться с владельцами магазинов по соседству, чтобы развесить их там. Стараясь не показать, как ее пугает это самое соседство, Рози согласилась взять столько, сколько смогла унести.
— Ты моя спасительница, — сказала Робин. Она отвечала за продажу билетов в этом году и не скрывала, что пока они не очень бойко расходятся. — Рози, а если кто-нибудь спросит тебя, скажи, что среди нас здесь нет сбежавших подростков и что мы не отбросы общества. Половина неудач с продажей билетов связана со сплетнями. Сделаешь?
— Конечно, — ответила Рози, зная, что едва ли это получится. Она не могла представить себя читающей лекцию хозяину магазина, которого видит первый раз в жизни, о том, что представляют собой «Дочери и Сестры» и… что не имеет к ним никакого отношения.
«Но я могу сказать, что они приятные женщины», — подумала она, включая вентилятор в углу и открывая холодильник, чтобы положить в него покупки. А потом произнесла вслух:
— Нет, я скажу леди. Приятные леди.
Да, пожалуй, это неплохая мысль. Мужчины — в особенности те, кому за сорок, — почему-то лучше воспринимают это слово, чем «женщины». Это, конечно, глупо (а то, как некоторые женщины шипели и клокотали по поводу семантики, было, по мнению Рози, еще глупее). Эта мысль вдруг вызвала у нее воспоминание: как Норман говорил о проститутках, которых иногда отлавливал. Он никогда не называл их «леди» (словом, которым пользовался, говоря о женах своих сослуживцев — скажем, «жена Билла Джессупа очень приятная леди»), но и женщинами — тоже. Он называл их девками. Девки — то, девки — се. До нынешнего момента она никогда не сознавала, как ненавидит это коротенькое противное словечко. Девки. Похоже на звук, который издаешь, когда удерживаешь рвоту.
