— Смотри, я сейчас ее потушу, — ответила она и направилась к двери ванной. Бросила сигарету в унитаз; даже с того места, где стоял Том, он видел на фильтре следы ее зубов. «Фс-с-с», — раздалось шипение. Бев вышла из ванной комнаты. — Том, это звонил один старый друг. Очень давнишний. Я должна…
— Помолчи! Если что-то ты и должна, так это помолчать. Заткнись, что я сказал!
Он хотел увидеть на ее лице страх — страх перед ним, но такого страха не увидел. Страх был, но вызван он был телефонным звонком, а такого страха быть не должно. Можно подумать, что она не видела ремня, не видела его, Тома; ему стало как-то не по себе. Может быть, его здесь и нет? Глупый вопрос. Но в самом деле, есть ли он или уже нет?
Этот вопрос, напрашивающийся, страшный, на мгновение сбил его с толку, и он почувствовал себя точно перекати-поле, несущееся по ветру. Но он тотчас же взял себя в руки. В конце концов, никуда он не делся, он здесь, у себя дома, и с него хватит этой чертовой зауми. Да, это он, Том Роуган, слава Богу, и если эта психопатка сейчас же не образумится, через полминуты у нее будет такой вид, будто ее выкинули из вагона под откос.
— Я должен тебя выпороть, — произнес он. — Жаль, конечно, но ничего не поделаешь.
Он уже видел на ее лице смешанное чувство страха и агрессивности. Теперь, впервые, это чувство выплеснулось наружу.
— Опусти эту штуку, — сказала Бев. — Я должна как можно скорее, сию же минуту поехать в О’Хара.
«Здесь ли ты, Том? Может, тебя и нет?»
Он поспешил отогнать эту мысль. Ремень, свисавший с его руки, медленно покачивался, точно маятник. Глаза у него моргнули и тотчас впились в лицо Бев.
— Послушай, Том. В моем родном городке случилось несчастье. Беда случилась. У меня в ту пору был друг. Он, может быть, стал бы моим любовником, только мы тогда еще до этого не доросли. Ему было всего лишь одиннадцать лет, и он ужасно заикался. Теперь он писатель, пишет романы. Ты, кажется, даже читал одну из его книг — «Черные пороги».
Она пыталась найти в нем хоть какой-нибудь отклик, но лицо Тома не обнаружило никаких чувств. И только ремень раскачивался из стороны в сторону. Он стоял, набычив голову, слегка расставив крепкие ноги. В рассеянности Бев порывисто провела рукой по волосам, как будто погруженная в какие-то размышления, она словно не замечала ремня. И снова ему на ум пришел навязчивый страшный вопрос: «Где ты? Дома ли? Ты уверен, что ты у себя дома?»
— Эта книга лежит у меня уже несколько недель. Я читала и не усматривала никакой связи. Может, мне надо было вспомнить, задуматься, по крайней мере, но ведь столько воды утекло с тех пор. Я очень давно не вспоминала Дерри. Ты знаешь, у Билла был брат, Джордж. Его убили, когда я еще не была знакома с Биллом. Зверски убили. А потом через год-другой летом…
Но Том уже довольно наслушался всякого бреда, как бреда собственных воспоминаний, так и воспоминаний жены. Он замахнулся ремнем и ринулся на Бев, как будто собирался метнуть копье. Ремень просвистел в воздухе. Беверли увидела страшный замах и попыталась увернуться, но ударилась правым плечом о дверь ванной, раздался смачный шлепок, и на левой ее руке появился красный кровоподтек.
— Я тебя выпорю, — повторил Том. Голос его прозвучал бесстрастно и рассудительно, в нем слышались даже нотки сожаления. Он хотел увидеть то знакомое выражение у нее на лице, выражение панического страха и стыда. «Да, ты прав, я получаю по заслугам, — прочел бы он на ее лице. — Ты здесь полноправный хозяин. И я признаю твое главенство и умолкаю». И тогда бы он вновь почувствовал любовь к ней, ведь он и в самом деле любил ее. Они могли бы даже немного поговорить, обсудить возникшую ситуацию, если бы Бев того захотела, то есть она рассказала бы, кто звонил и что собственно произошло. Но это потом, сейчас не время. Сейчас у него урок в школе, и он его преподаст как надо. Старый урок из двух частей: сначала порка, затем траханье.
— Прости, малышка…
— Том, не делай этого…
Он снова замахнулся ремнем и ударил ее по бедру. Послышался приятный шлепок: ремень угодил по ягодицам. И тут…
Что такое? Она попыталась выхватить у него ремень! Она хватает ремень руками!
На мгновение Том Роуган был так поражен этим неожиданным актом неповиновения, что чуть не лишился своего орудия устрашения и наказания. Бев выхватила бы ремень, если бы не петля, которую он цепко сжимал в кулаке. Он рванул ремень на себя.
— Попробуй только выхватить у меня что бы то ни было, — прохрипел он. — Ты слышишь? Если ты только еще раз попробуешь, целый месяц будешь мочиться кровью!
— Перестань, Том, — сказала она. И уже один ее тон привел его в бешенство.
Она говорила, как дежурный на игровой площадке, который ставит на место зарвавшегося шестилетка.
— Мне придется поехать. Дело не шуточное. Погибли люди. Я дала слово еще давно.
Том не слушал ее. Он заревел и, нагнув голову, бросился на жену, хлеща ремнем направо и налево. Он снова не промахнулся — погнал Бев от двери вдоль стены спальни. Широкий замах — удар, замах — удар. Потом под утро он обнаружит, что не может поднять руку до уровня глаз — придется принять три таблетки кодеина, но пока он сознавал только одно: Бев открыто не повиновалась ему, мужу. Мало того, что она курила, она еще попыталась выхватить у него ремень. Смотрите, люди, Бог свидетель, она сама напросилась на порку. И он готов свидетельствовать перед престолом Всевышнего, что она должна была получить по заслугам.
Он погнал Беверли вдоль стены, нанося беспорядочные удары. Она подняла руки, чтобы загородить лицо, но остальные части ее тела были открыты для ударов. Ремень щелкал, как пастуший кнут, гулко отдаваясь в тишине комнат.
Но Бев не завизжала, как иногда с нею случалось раньше, не принялась умолять его, как обычно, чтобы он перестал. Что хуже всего — она не заплакала, как всегда в таких случаях. Слышались только удары ремня и дыхание: его — тяжелое, хриплое, и ее учащенное, легкое.
Она устремилась к кровати, где сбоку стоял туалетный столик. Ее плечи были красны от следов ремня. Волосы, рассыпанные по плечам, казались темно-рыжими. Том тяжело поспешал за ней, огромный, не столь проворный, как она. Два года тому назад он играл в теннис и растянул ахиллесово сухожилие. С той поры его вес вышел из-под контроля, и очень заметно. Но под третьим слоем жира по-прежнему таились мускулы. Тома, правда, несколько встревожило, что у него так быстро появилась одышка.
