– Господи! Настоящий гротеск! – И он замолчал, что-то обдумывая. – Разве только это был какой-нибудь прибор для слежения, какие иногда применяют зоологи.
– Не думаю. Та женщина описала его – совсем не похоже. Я думаю… Ну, не знаю. В городе что-то происходит, что-то непонятное. У меня такое чувство, как будто люди что-то скрывают. Надо бы разобраться, во всяком случае, я собираюсь этим заняться. Одно из двух: либо моя журналистская интуиция меня не обманывает, либо мне надо к врачу.
Берт подумал и сказал:
– У меня тоже было чувство, что некоторые люди как-то странно отдалились. Как будто они что-то делают вместе, а я не с ними – и я рад, что не с ними. То есть, я хочу сказать, это не похоже на мою обычную замкнутость. Но… – Он пожал плечами. – Это просто чувство. Ничего конкретного.
– А может, и не ничего. Но если вы что-то увидите…
Вернулся Кол.
– Эй, послушайте! Я видел эту зеленую вспышку. Ту, которая иногда бывает на закате.
Он указал направление, и они стали смотреть на заходящее солнце, но вспышка, естественно, уже погасла, больше никто ее не увидел. Они стали наблюдать за альбатросами, за маленькими черными лысухами, которые покачивались на волнах. Лысухи составляли хороший контраст с элегантными белыми альбатросами, те исчезали под поверхностью и через полминуты появлялись с маленьким крабом в клюве. Тут же были и вездесущие чайки – ныряли, взмывали вверх.
Когда небо настолько потемнело, что стали видны исчезающе-быстрые бело-голубые черточки метеоритного дождя, Берт, сам не заметив как, процитировал: «Кто сердце Богу отдает, звездою ввысь взлетит».
Кол огляделся:
– Ага, в натуре, красиво. – И, намеренно подчеркивая тинейджеровскую позу, добавил: – Неплохая графика.
Берт про себя подумал: Парень знает, как мыслит человек вроде меня, даже если я не произношу этого вслух. Нельзя недооценивать этих подростков.
Тем не менее он решил рассказать:
– Когда я жил на востоке, то однажды пошел в художественный музей в Конкорде, там привезли передвижную выставку самых известных импрессионистов. Некоторые пришли на нее с видеокамерами и сделали запись. Они смотрели на Ван Гога только через линзу камеры, ни разу не взглянули на саму картину собственными глазами, хотя оригинал был здесь, прямо перед носом.
Лэси рассмеялась и покачала головой:
– Я понимаю, о чем вы.
Кол с раздраженным видом пожал плечами. Чувствовал, что это его сравнивают с этими безмозглыми туристами. Они пошли дальше, вдруг Лэси воскликнула:
– Бен Джонсон?
– Что? – не понял Берт. – Ах да, моя цитата. Да. Звезда – это вы. – И он погладил ее волосы.
– Хм-м-м, – промычал Кол. – Звезда. Чушь.
Лэси взяла Берта за руку, и тут он почувствовал – и чувствовал еще некоторое время, – что мир пребывает в гармонии. Ну и пусть она будет немного сумасшедшая.
Лэси смотрела на падающие звезды.
– Говорят, что жизнь на Землю принесли метеориты. Аминокислоты, белки, в общем, то, из чего состоит жизнь, видимо, залетело на Землю из какого-то другого мира и упало в океан. – Она повернулась к морю. – Случайно это произошло или намерено?
– Мне тоже всегда было интересно. А может, если серьезно подумать, то это и не имеет большого значения. Дискуссия о «разумном акте творения» никогда не кончится. А на самом деле – кто знает?
Берт проводил взглядом еще одну огненно-белую полосу на темно-синем полотне неба – метеор. На мгновение ему показалось, что небеса в такой драматической форме демонстрируют единение всего сущего, что верхнему миру небезразличен мир внизу, что земля и небо едины. А у него под ногами чайка расклевывала гниющие остатки небольшой морской звезды – цикл замкнулся, смерть снова переходила в жизнь. Вечная двойственность – выделение индивида из целого – на мгновение отступила.
Может быть, Лэси – его последний шанс? Или она, в конце концов, тоже обойдется с ним так же, как Хуанита? Неужели он навсегда завяз в одной лишь работе? И не сделал ли он в жизни слишком много ошибок?
Эти сомнения никогда не покидали Берта, успели стать неотделимой частью его души. Но сейчас, пусть ненадолго, он ощутил связь с неким неизмеримым целым, сияющим в небе и горизонте, в камнях и звездах, он был свободен.
Лэси смотрела на него, словно бы разделяя его состояние. Глаза ее были в тени, но он чувствовал ее небезразличие.
Но тут Адэр разрушила колдовство. Очень тихо, Берт едва различал слова, она проговорила:
– Падающие звезды тоже бывают разными. Падают самолеты… или спутники.
– Здесь у нас упал спутник, и с ним связана куча тайн, – объяснила Лэси, поймав недоумевающий взгляд Берта.
– Да?
– Им не положено об этом рассказывать. Что-то, связанное со спасательными работами их отца.
– С тех пор и началась эта фигня, – внезапно вмешался Кол, перестав с раздраженным видом смотреть на облака.
Лэси быстро на него взглянула, но промолчала, и после долгого неловкого молчания они пошли обратно, к машине. Берт размышлял о недосказанном, о том, что осталось висеть в воздухе, словно метеорит, так и не упавший куда следует.
Они доехали до Пайнкреста, почти не разговаривая по дороге, лишь несколько раз притормозили, чтобы полюбоваться рождественской иллюминацией – цепочками мигающих разноцветных огней, развешанными у домов. Культ автомобиля был очень силен в Квибре – перед одним из домов стоял классический «плимут» 1940 года, чей силуэт сиял на газоне рождественскими огоньками. Только автомобиль, но не дом.
– А вот дом О'Хары, – указала Адэр. Дом сиял, как взрыв сверхновой. И пока они смотрели, Берт понял, что здесь не просто перебрали с иллюминацией, а сделали это очень странно. Рождественские огоньки висели как-то беспорядочно, словно бы образуя паутинные сети гигантских пауков-крестовиков, но только здесь не было обычной спиральной симметрии, которая делает их такими прекрасными, но явно присутствовал какой-то иной, непонятный замысел. И те же цепочки огней тянулись из дома О'Хары к соседнему дому, но там было абсолютно темно, только перекрещивались, как таинственные письмена, световые нити. Казалось, чуть-чуть – и поймешь закодированную в них весть, надо только внимательней посмотреть. Кто слышал бормотание помешанного, тот знает: всегда, кажется, что слова бреда почти осмысленны, только еще чуть-чуть прислушаться…
Рассматривая цепочки огней, Берт чувствовал, как в нем нарастает беспокойство. Как будто бы там действительно было послание, послание, обращенное именно к нему, только вот языка он не знал.
– Надо отвезти ваших ребят домой, – наконец проговорил он.
И он отвез, больше нигде не задерживаясь.