И тут в голове у Адэр всплыло: миссис Гаррети по крайней мере два года не поднимается из инвалидного кресла. А теперь спокойно стоит на крыше дома.
Миссис Гаррети злобно смотрела на Адэр, но потом будто бы что-то вспомнила и улыбнулась, но выражение глаз осталось.
Что это был за взгляд! Адэр находилась футах в сорока от нее, к тому же намного ниже уровня крыши, тем не менее взгляд ударил в нее, словно попавшая в голову стрела. Девушке захотелось поскорее уйти.
– Мы устанавливаем спутниковую тарелку, – объяснила миссис Гаррети. – Мой муж нашел схему в разделе «Сделай сам» в «Попьюлар мекэникс». Вот мы и сделали. Сейчас они очень популярны. То и дело их видишь. И какая экономия! Бесплатное спутниковое телевидение, так-то, красотка.
Разговор все время происходил между людьми, стоящими на крыше, и Адэр, которая оставалась на земле. В конце концов у нее заболела шея, но она все никак не могла уйти, не могла не пялиться на них. Вдруг она почувствовала, что тут еще кто-то есть. Обернулась и увидела мистера Тана, старого доброжелательного вьетнамца, который жил рядом с Гаррети. Мистер Тан стоял у себя во дворе с граблями в руках и с открытым ртом смотрел на миссис Гаррети. Он явно был удивлен не меньше Адэр.
Мистер Тан и Адэр обменялись смущенными взглядами. Оба ничего не понимали, и оба чувствовали себя не вправе задавать вопросы.
– Китайская медицина, – жизнерадостно проговорил мистер Гаррети. – Вы-то должны ее оценить, Тан. Мы ходили к китайскому доктору. Он дал нам чудодейственный… – И он обернулся к жене, они обменялись взглядами. Мистер Гаррети кивнул и снова обратился к мистеру Тану: -… женьшень. Он дал нам чудодейственный женьшень.
– Ах вот как! – воскликнул мистер Тан. – Женьшеню я доверяю. Я сам его принимаю, но ничего подобного… Господи, вы считаете, ей там не опасно?
– У меня все о'кей, мистер Тан, – рассмеялась миссис Гаррети. – Как видите, я чувствую себя более чем прекрасно. И так счастлива, что выбралась из этого кресла. Теперь я просто ожила. Держи, дорогой. – И она сунула ему самодельную спутниковую тарелку с таким видом, словно подавала упаковку таблеток. Потом повернулась и уверенно прошла к дальней стороне крыши. Теперь Адэр ее не видела, но вскоре услышала глухой стук, в точности как если бы миссис Гаррети упала.
– Господи, мистер Гаррети, она не… Мистер Тан тоже услышал грохот.
– Ваша жена… С ней все в порядке? Мне показалось, кто-то упал. Послушайте, Гаррети, с ней ничего не случилось?
Гаррети не обращал на Тана никакого внимания, он продолжал устанавливать спутниковую тарелку на самом коньке крыши, поворачивая ее так, чтобы она смотрела не в небо, а по линии верхних оконечностей крыш.
Тут из-за угла дома в передний дворик вышла миссис Гаррети, благополучно спустившаяся с крыши, бросила взгляд сначала на Адэр, потом на мистера Тана и сказала:
– Разумеется, у меня все отлично, благодарю вас.
Адэр посмотрела на ноги миссис Гаррети. К ее белым теннисным туфелькам прилипла трава, причем сверху. У Адэр возникла иррациональная мысль, что миссис Гаррети просто спрыгнула с крыши позади дома, и туфли вдавились в грязь до самого верха. Разумеется, такое невозможно.
Мистер Гаррети сосредоточенно прикручивал основание самодельной спутниковой тарелки к коньку крыши. Снизу было видно, как ловко работают кисти его рук.
– А теперь, если позволите… – произнесла миссис Гаррети, – мне бы не хотелось, чтобы мой муж отвлекался. Он может…
– … может упасть, – проговорил ее муж в то же мгновение, что и она. Точно в то же мгновение.
Когда он говорил, едва слышно, то смотрел на отвертку, которой прикручивал к крыше спутниковую тарелку.
– Надо же, какое ужасно сильное действие женьшеня! – воскликнул мистер Тан, восхищенно качая головой по дороге в гараж.
Адэр кивнула, сказала:
– Всего хорошего, – повернулась и пошла домой. Пошла довольно быстро, но все же оглянулась и увидела, что мистер Гаррети закончил прикручивать тарелку в рекордно короткий срок и, взяв в руки провод от своей самодельной спутниковой антенны и направляя его сквозь пальцы по заднему скосу крыши, скрылся из виду с тыльной стороны дома. Раздался все тот же глухой стук. А через мгновение – кошачий визг. Дикий кошачий визг.
Долгих несколько секунд Адэр смотрела на дом Гаррети, но перед глазами у нее стояли собственные мама и папа. Между родителями и Гаррети было какое-то непонятное сходство, как будто ледяной поток прокатился сначала по ее дому, а потом и сквозь них. Была и в тех, и в других какая-то неправильность, плохо скрытая, но все же не такая, о которой можно кому-нибудь рассказать – люди бы решили, что у нее крыша поехала или еще что-нибудь похуже.
Мама и папа. Гаррети.
Адэр передернула плечами, отвернулась от дома Гаррети и быстро-быстро пошла домой.
Но когда пришла, увидела, что мама снова идет в гараж… И запирает его изнутри…
Да, дома ничем не лучше. Адэр включила отопление. Ей вдруг сделалось совсем холодно, бил озноб.
6 декабря, вечер
Генри Стэннер ощутил странное облегчение: он здесь, не в Квибре. И странное волнение тоже. Он всегда чувствовал, что за ним следят, с самого начала работы в биоинтерфейс-подразделении. Даже после того, как засняли его роговицу и допустили к засекреченным работам. Он не знал, за всеми ли следят и насколько плотно, но в том, что следят за ним, не сомневался. Из-за его связей с Проектом. Он шел по коридору, а камера фиксировала каждый его шаг.
Это крыло биоинтерфейс-подразделения в Стэнфордском научно-исследовательском центре выглядело весьма заурядно. Обычный институтский коридор: белые стены, цепочки белых лампочек. Запертые, окрашенные белой краской металлические двери прячут поразительные научные эксперименты.
Звук шагов гулко отдается в пустом помещении. Стэннер добрался до пересечения коридоров. Здесь были уже другие камеры. Он приостановился, глядя, как идет по коридору молодой бледный узкоплечий техник в белом халате. Что-то бормочет под нос, смотрит то прямо перед собой, то на калькулятор в руках, снова вперед, потом опять на калькулятор и бормочет, бормочет… Наконец техник прошел мимо камеры, и она не повернулась ему вслед.
Стэннер подождал несколько секунд и тоже прошел мимо камер. Камера изменила положение, чтобы удержать его в зоне обзора.
Стэннер сам себе кивнул и пошел дальше, дошел до комнаты 2323, нажал на кнопку интеркома, произнес свое имя. Раздался звонок.
Внутри стоял обычный стол из светлого дерева, за которым находилась металлическая жемчужно-белая колонна примерно шести футов в высоту и двух – в диаметре. Линзы ее камеры повернулись и зафиксировали его появление.
