Автобус — тот, что шел по маршруту Зеленой линии, — выехал из-за угла и подкатил к тому месту, где стоял Норман. Он поднялся в автобус, заплатил четыре четвертака, уселся сзади. Какое облегчение: сегодня ему не нужно быть Розой — и он стал разглядывать из окна пробегавшие мимо дома. Вывески баров. Вывески ресторанов. «Дели. Пиво. Пицца на вынос. Аппетитные девчонки без лифчиков».
«Ты не отсюда, Роза», — подумал он, когда автобус проехал мимо витрины ресторана под названием «Папашина Кухня». «Настоящие бифштексы по-канзасски» — гласила кроваво-красная неоновая вывеска в витрине. «Ты и не отсюда, но это ничего, потому что теперь здесь я. Я пришел забрать тебя. Как бы там ни было, забрать куда-нибудь».
Неоновые прямоугольники и темнеющее бархатное небо навеяли на него мысли о старых добрых денечках, когда жизнь не казалась такой жуткой и не вызывала какой-то клаустрофобии, как стены и потолок в комнате. Забавы начались, когда появился неон, — так, во всяком случае, было тогда, в относительно безмятежные годы его юности. Он находил местечко под яркой неоновой вывеской и нырял туда. Те деньки миновали, но большинство легавых — большинство хороших легавых — помнили, что нужно оглядываться с наступлением темноты. Как оглядываться за неоновыми огнями и кого и как подмазать на улице. Легавый, не умеющий проделывать таких штук, долго не продержится.
Наблюдая за пробегающими мимо вывесками, он решил, что сейчас уже должен приближаться к Кэролайн-стрит. Он поднялся, прошел в переднюю часть автобуса и встал там, держась за поручень. Когда автобус остановился на углу и дверцы распахнулись, он спустился по ступенькам и молча скользнул в темноту.
В газетном киоске отеля он купил карту города — шесть долларов и пятьдесят центов, возмутительно дорого, но расспросы о том, как проехать, могли обойтись ему дороже. У людей есть свойство запоминать тех, кто спрашивает у них, как проехать куда-то. Порой они помнят спросившего даже пять лет спустя — поразительно. Правда, об этом он, как полицейский, хорошо знает. Таким образом, лучше не спрашивать. На всякий неприятный случай. Скорее всего и так бы обошлось, но правила «Лишний раз оглянись» и «Не подставляй жопу» оправдывались в его жизни многократно.
Судя по его карте, Кэролайн-стрит выходила на Беадри-Плейс квартала через четыре к западу от автобусной остановки. Приятная небольшая прогулка теплым вечерком. Еврейчик из «Помощи проезжим» жил на Беадри-Плейс.
Дэниэльс шел медленно, словно прогуливался, засунув руки в карманы, с равнодушным и слегка отсутствующим выражением лица, нисколько не показывающим, что все его чувства напряжены, как бы переключившись на желтый сигнал светофора. Он отмечал каждую проезжавшую мимо машину, каждого пешехода, чтобы не пропустить кого-то, кто выделил бы его взглядом. Заметил его, Нормана. Таких не оказалось, и это было неплохо.
Добравшись до дома Тампера — а это был дом, а не квартира, еще одна удача, — он дважды прошел мимо него, наблюдая за машиной на подъездной дорожке и освещенным нижним окном жилой комнаты. Жалюзи открыты, но шторы опущены. Сквозь них он различал мягкое разноцветное мерцание, наверняка идущее от телевизора. Тампер не спал, он был дома, смотрел в ящик и, быть может, натирал себе одну или две морковки, перед тем как отправиться на автовокзал, где он попытается помочь уже другим женщинам, слишком тупым или вероломным, чтобы заслуживать помощи.
Тампер не носил обручального кольца и был похож на вонючего педика, по крайней мере на взгляд Нормана, но береженого Бог бережет. Он поднялся по подъездной дорожке и заглянул в «форд» Тампера четырех-пятилетней давности, в поисках каких-нибудь мелочей, которые навели бы на мысль, что человек живет не один. Он не увидел ничего, что вызвало бы предостерегающее звяканье колокольчиков в мозгу.
Удовлетворенный, он снова оглядел улицу и не увидел ни души.
«У тебя нет маски, — подумал он. — У тебя нет даже нейлонового чулка, который можно было бы натянуть на голову, да, Норми?»
Да, у него ничего не было.
«Ты позабыл про это, а?»
Ну… на самом деле нет. Он полагал, что, когда завтра утром взойдет солнце, на свете будет одним городским еврейчиком меньше. Потому что неприятные истории порой случаются даже в таких тихих жилых районах, как этот. Порой туда забредают какие-то людишки — в основном, конечно, бродяги и наркоманы, — и что-нибудь происходит. Это суровая, но правда. Неприятности случаются, как объявляют майки и наклейки на бамперах. И порой, как ни трудно в это поверить, хотя это кое-кто и считает несправедливым, неприятности случаются не с тем, с кем надо. Например, с читающими московскую «Правду» еврейчиками, которые помогают женщинам, сбежавшим от мужей. Но нельзя же мириться с такими вещами, так нельзя управлять обществом. Если все станут поступать подобным образом, то какое же это гражданское общество?
Впрочем, такие поступки совершают довольно часто, поскольку большинству сердобольных это сходит с рук. Однако большинство сердобольных не совершало таких ошибок по отношению к его жене… А этот человек совершил. Норман знал это так же хорошо, как собственное имя. Этот человек помог ей.
Он поднялся по ступенькам, огляделся быстрым взглядом вокруг и нажал кнопку звонка. Подождал немного и позвонил еще раз. Тут до его ушей, уже настроившихся на то, чтобы улавливать малейший шум, донесся звук приближающихся шагов — не клик-клик-клик, а шур-шур-шур. Тампер в носочках, до чего же уютно.
— Иду, иду, — послышался его голос.
Дверь отворилась. Тампер уставился на него своими плавающими за очками в роговой оправе глазками.
— Могу вам чем-нибудь помочь? — спросил он.
Его рубашка была расстегнута; из-под нее виднелась полосатая майка того же стиля, что носил Норман. Это уже было чересчур, майка оказалась последней соломинкой — той, что сломала хребет верблюду. Норман обезумел от ярости. Чтобы человек вроде этого носил такую же майку, что и он! Майку белого человека!
— Я полагаю, можешь, — сказал Норман, и что-то в его лице или в голосе, — а может, и в лице, и в голосе, — должно быть, испугало Слоуика. Его карие глаза округлились, он начал пятиться и дернулся рукой к двери, вероятно, намереваясь захлопнуть ее перед носом Нормана. Если так, то он опоздал. Быстрым движением Норман схватил Слоуика за ворот рубашки и впихнул его обратно в дом. Потом он согнул правую ногу и каблуком захлопнул дверь за собой, чувствуя себя таким же грациозным, как Джен Келли в голливудском мюзикле.
— Я полагаю, можешь, — повторил Норман. — Я надеюсь, что сможешь, ради твоей же пользы. Я задам тебе кое-какие вопросы, Тампер, хорошие вопросы, и ты лучше помолись своему длинноносому Иегове, чтобы он помог тебе хорошо ответить.
