ваша подруга больше не подниметесь на поверхность.
Голова кружилась, боль рвала на лоскуты, но я нашел силы на один удар. Ногу мне отрезать не успели, и он вышел что надо. Даром что лежа. Если бы у этого мясника были яйца, по туннелю разнесся бы колокольный звон. Пока он корчился на земле, я кое-как подполз, нащупал в инструментах нож и всадил ублюдку прямо в горло.
– Да пошел ты.
Меня шатало из стороны в сторону, но я шел вперед. Ощущал на себе липкий взгляд из темноты, слушал эхо, которое перемешивало жуткий шепот со звериным рычанием. Я знал, что хозяин видит, как я покидаю тупиковый туннель, как падаю на контактный рельс, но тот оказывается обесточен. Как какой-то выпивоха помогает мне забраться на платформу и как я сажусь в поезд.
Снова «Алтуфьево», снова вниз по серой ветке. Я выходил на каждой станции, искал ее, пытался привлечь внимание людей, но теперь я стал частью этого мира. Человеком из подземелья. От меня отсаживались в вагоне, меня сторонились, игнорировали, толкали и шли дальше. Даже полицейские. Ведь я был никто, грязный калека без документов.
А на поверхность меня не пускали они.
Когда станции на серой ветке закончились, я понял, что Женю больше не увижу. Я походил на лабораторную крысу в макете лабиринта. Сотни ложных ходов вокруг, иллюзия выбора. Но в конце концов крыса всегда придет туда, куда ей положено прийти. За моей спиной топтались наблюдатели без частей тела. Страшно было представить, сколько их в метро. Они подталкивали крысу в правильном направлении, следили, чтобы та играла по правилам, не нарушала границ лабиринта. И я подчинился.
Свод туннеля на «Бульваре Дмитрия Донского» подпирала громадная тень, и я покорно спустился туда. Чернота пришла в движение. Загудел от голосов туннель. Исполинская фигура нависла надо мной чернильным облаком. Хозяин раскрыл объятия, и я задохнулся от его запаха…
Теперь я живу в туннелях. Разумеется, я жив, иначе как бы рассказал эту историю? Вы можете встретить меня на серой ветке с восьми утра до полуночи. Каждый день. Пока от меня еще что-то осталось. Калеки – самые уважаемые люди в метро. Нас никто не трогает, нас боятся все работники подземки – как официальные, так и теневые, – мы можем оставлять себе всю выручку и отправлять гонцов на поверхность. Потому что у нас есть хозяин. Говорят, если слушаться и не пытаться сбежать, хозяин никогда не съест тебя целиком.
Я не слушаюсь, я жажду наказания. Иначе зачем мне вам все это рассказывать, правда? Я устал, сломался. Пропитался туннельной мглой, запахами нашей норы, точно выгребной ямы. Но покончить с собой здесь не может никто.
Женя тоже жива. По крайней мере, они так говорят. Но встретиться нам не суждено. Она много дней провела в яме под рельсами, пока не оглохла, а потом хозяин съел ее язык. Ни услышать меня, ни позвать она не сможет. Лишь увидеть. А от этого никакого толку, ведь хозяин объел мое лицо, забрав и глаза. Теперь мы с Женей словно покалеченные мухи, застрявшие в паутине метрополитена. Можем находиться рядом, можем спать в соседних норах, но никогда друг о друге не узнаем.
Пора заканчивать, за мной уже идут. Дам вам последний совет. Держитесь подальше от калек в метро, не пытайтесь с ними заговорить, не старайтесь помочь. Просто уходите. А особенно опасайтесь четвертованного уродца на инвалидной коляске. Безглазого, безгубого, безносого. Да, этот комок мяса – я. Понятия не имею, что написано на табличке, но прибыль я приношу. Впрочем, речь не обо мне. Сам я передвигаться не могу, и коляску должен кто-то толкать. Не знаю, кого все видят за моей спиной, возможно, он умеет надевать на себя других людей, но… Но я его чувствую. Эти запахи горелого мяса и сожженной собачьей шкуры нельзя спутать ни с чем. Поэтому, если увидите меня – бегите. Бегите, не задумываясь.
Наш хозяин всегда высматривает новичков в толпе. Потому что очень любит есть.
Каменный столб рос прямо из глубины – верхушка, точно перископ, едва показывалась над водой. Настя прижалась к холодной глыбе, ухватилась за штырь и прикрыла глаза. Шум волн, брызги в лицо, крики птиц… Нет, она не умерла. Пока еще нет.
– Откашляйся, подыши.
Женский голос откуда-то сверху. Спокойный, заботливый. Таким хорошо убаюкивать перед сном, и Насте сейчас больше всего на свете хотелось отдаться течению и уснуть. А уже потом, очнувшись у себя в каюте, рассказывать подругам о ночном кошмаре.
– Но из воды вылезай. Здесь неспокойно.
Голова кружилась, картинка перед глазами плясала, роняя небо на воду. Солнечные лучи отражались в волнах и ослепляли, расползались по морю и дорожкой уходили в чащу облаков у горизонта.
Столба было три. Все они на полметра выступали из воды и скрывались в черной бесконечности внизу. На столбе слева стоял тучный мужчина в одних шортах, бритая макушка сияла на солнце, как ангельский нимб. Взгляд толстяка жадно перепахивал волны, словно оттуда вот-вот должна была явиться спасательная подлодка. Женщину из-за двух рыжих косичек, драных джинсов и домашней кофты веселенькой расцветки можно было принять за студентку, но ее выдавало лицо – измученное, тронутое морщинами. Она сидела на столбе справа, по голень опустив ноги в воду.
– Живая?
Настя оперлась на металлический штырь и взобралась на свободный столб. Присела, осмотрелась.
– Пока не знаю.
Море было повсюду, темно-синие волны лениво переваливались друг на друга и что-то шептали. Посреди треугольника из столбов высилась труба. В метре от верхушки на нее был насажен железный диск, точно здоровенная гайка. А от него на глубину уходила цепь.
– Ничего не понимаю, – удивилась Настя, – а где корабль и остальные? Берег же рядом был…
– С «Софии»? – спросила рыжая, умывая осыпанное веснушками лицо.
– Откуда же еще?
– Так, ну-ка все дружно завалили матюгальники! – перебил мужчина. – Опять эта тварина плывет. Вынимайте грабли из воды и не кудахтайте.
Настя недоуменно посмотрела на толстяка, но тут же вытянулась на столбе во весь рост. Потому что в воде мелькнул акулий плавник. Когда жуткая рыбина вплыла в треугольник, угольки ее глаз, открытая пасть, ряды огромных зубов оказались так близко, что до них можно было дотянуться. Брызги облизывали пальцы ног, а Настя пыталась не грохнуться со скользкой поверхности: ее ступни едва уместились на верхушке столба. Обогнув трубу, акула ушла вниз, оставив лишь круги на воде.
Прошел час. Настя смотрела в воду, с трудом узнавая себя
