– Доброе утро! – Как ни в чем не бывало, приветствовал меня этот тип. Я пробормотала что-то в ответ, выползла из ванной и осторожно положила одеяло на кровать. Стараясь, казаться незаметной, я, красная, как рак, стала бочком пробираться к выходу, молясь про себя, чтобы Гордеев не вздумал отпустить какие-нибудь комментарии на мой счет. Меня удручал не столько сам факт грехопадения, сколько полное отсутствие хоть каких-нибудь воспоминаний об этом акте, то есть – факте. Тьфу, как ни крути, получается пошлятина.
Гордеев оправдал мои надежды и, глядя на мои маневры с некоторым удивлением, хранил полное молчание до тех самых пор, пока я, все так же бочком, не добралась до двери. Взявшись уже за ручку, я не выдержала, обернулась и, пряча глаза, сдавленно спросила:
– Послушай, а сегодня ночью…Ну, я только хотела спросить…Я…То есть, мы с тобой…? – Я умоляюще уставилась на него, желая немедленно провалиться сквозь землю.
– Солнце мое, – с серьезным видом изрек Саша, – обо мне, конечно, много чего понаписано в прессе, но некрофилом я не являюсь, признаюсь тебе, положа руку на сердце.
– В каком смысле некрофилом? – Оторопела я, не понимая, с какой стати он морочит мне голову.
– В прямом. Я не насилую трупы.
– Трупы?
– Именно. Ты сегодня ночью была трупом, поэтому…
– То есть ничего не было? – Не веря своему счастью, спросила я.
– Ну, разве что пришлось тебя раздеть. Ты упала в траву, когда выходила из машины, испачкалась и вымокла в росе до нитки.
О, господи, я еще и падала! Тут новые подозрения зашевелились в моей голове и я настороженно спросила:
– Почему же ты не отвел меня в мою комнату? Она на первом этаже, и это было бы удобнее, чем затаскивать меня на второй.
– Не хочется тебя огорчать, но ты вчера была несколько…рассеянна и умудрилась выронить где-то сумочку с ключами. Ночью я не смог ее отыскать, зато нашел ее сегодня утром. Правда, пришлось встать пораньше…Смотри!
Он ловко вытащил из-за спины мою сумку и повертел ей в воздухе, предлагая мне подойти и забрать свою собственность. Чувствуя себя уничтоженной, я глубоко вздохнула, не решаясь сдвинуться с места. Уйти без сумки, а, значит, и без ключа, было невозможно, но и подойти к нему было выше моих сил. Я могла бы простоять так достаточно долго, но Гордеев сам поднялся, подошел ко мне вплотную и вложил сумочку в мою руку.
– Спасибо, – промямлила я, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться.
– Это тебе спасибо. Вечер был чудесный. – Негромко сказал он. Я подняла глаза, думая, что увижу на его лице насмешку, но он смотрел совсем иначе. Я и сама не знаю, как, но мне почему-то стало жарко от его взгляда. Я поспешно юркнула в коридор, торопясь укрыться в своей комнате. Мне нужно было побыть одной.
Сегодня было паршивое утро. Сплошные разочарования. Ни одно из моих желаний не исполнялось. Не исполнилось и желание остаться одной и обдумать ту дерьмовую ситуацию, в которую я угодила по собственной неосторожности. Не прошло и пятнадцати минут с того момента, как я уединилась со своими невеселыми думами, как в коридоре наметилось оживленное движение, необычное для такого раннего часа – было всего семь утра. До меня доносились возбужденные голоса, хлопали двери, кто-то носился взад вперед по коридору. Мне в комнату требовательно постучали. Я не стала делать вид, что меня нет, хотя, каюсь, было поначалу такое желание, но что-то подсказывало – случилось нечто из ряда вон выходящее. Так оно и оказалось, действительно, случилось и именно «из ряда вон», если это подходящее название для самоубийства.
Люди толпились возле настежь распахнутой двери комнаты на втором этаже, загораживая проход. Одеты все были кое-как, так как многих страшное известие подняло с постели. На бледных лицах – испуг и недоумение. До меня доносились обрывки фраз:
– Почему?
– Где тело?
– Милицию кто-нибудь вызвал?
– Может, скорую надо вызвать?
– Какая скорая? Тело же окоченело.
От шелестящего, какого-то бесплотного звука негромких голосов меня начал колотить озноб. Я никак не могла понять, чья это комната, в голове все путалось, а спросить я не решалась. Точно сомнабула, я протиснулась сквозь толпу и вошла в чужую комнату. Никто меня не остановил и я пошла дальше, туда, где на кафельном полу ванной комнаты лежало тело самоубийцы. Только увидев широко распахнутые мертвые глаза на спокойном, каком-то умиротворенном лице, я опомнилась. Зачем я здесь? Я снова посмотрела на лежащую внизу женщину. Сейчас, когда с ее лица исчезла гримаса высокомерия, она выглядела гораздо красивее и…благороднее. Странно, но смерть была ей к лицу. Марго, которая при жизни вызывала у меня брезгливое отвращение, теперь вызывала уважение, смешанное с жалостью.
Кто-то взял меня за плечо. Я оглянулась и увидела Кибиткина. Он выглядел испуганным. Его лицо осунулось, в глазах плескался ужас. Почему-то я подумала в тот момент, что человек, которого так пугает вид чужой смерти, не способен на убийство. В эту минуту я была практически уверена, что писатель не имеет отношения ни к смерти своей бывшей жены, ни к таинственному исчезновению девушек-секретарей.
– Нам нельзя здесь находиться. – Пробормотал он, отводя глаза от трупа. – Пойдемте, Андрэ. Давайте выйдем в коридор.
Он потянул меня за рукав к выходу, и поначалу я послушно качнулась в его сторону, но, сделав пару шагов, остановилась.
– Подождите, я сейчас.
– Но ведь нельзя. – Попробовал он возразить.
– Я ничего не трону, вы идите, я только на секундочку.
Кибиткину, я видела, невыносимо было находиться рядом с трупом, он судорожно дернул головой, что, очевидно, должно было означать согласие, и поспешно выскочил из комнаты, оставив меня одну. Я и сама не знала, зачем хотела задержаться. Превозмогая страх, я повернулась и еще раз посмотрела на Марго. «Надо закрыть ей глаза». – Мелькнула мысль. Я наклонилась, чтобы опустить ей веки. При этом старалась смотреть в сторону, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Взгляд упал на откинутую руку, тонкое запястье которой было перерезано острым ножом, который, весь в запекшейся крови, валялся рядом. Никогда не видел людей, перерезавших вены, но мне показалось, что крови было слишком мало, можно сказать, ее почти совсем не было. Я не знала, как это объяснить. Похоже, у Марго не сразу получилось добиться своей цели. Кроме глубокого пореза, который убил ее, я заметила еще два. Бедняга, до какого же отчаяния надо дойти, чтобы заставить себя вот так кромсать свою плоть, стремясь к смерти. Я не могла отвести взгляда от этих ран, две маленькие, с побелевшими краями, и одна глубокая, страшная. У меня закружилась голова, я покачнулась. Чтобы не упасть, оперлась рукой о кафельный пол. Рука Марго оказалась прямо перед моими глазами. Прежде чем я успела зажмуриться, я вдруг увидела, что маленькие раны выглядят странно. На первый взгляд совсем небольшие, они оказались очень глубокими. Я увидела две дырки с обескровленными краями, как будто Марго колола запястье, вместо того, чтобы его перерезать…
