— Значит… вы знаете.
Брат Роберт кивнул.
— Сатана явился, чтобы попытаться предъявить свои права на этот мир.
— Мне ничего не известно о Сатане, но что-то надвигается. Я не понимаю, почему это затронуло именно вас?
Мартин так и вскинулся.
— Что вы имеете в виду? Мы вовсе не тронутые, а такие же нормальные люди, как все остальные, даже более нормальные!
— Я имею в виду, что вам дарована особая чуткость, ниспослано предупреждение, вам дано знать. Почему именно вам?
— А почему бы и нет?
— Потому что ваших жалких сил недостаточно, чтобы вести эту борьбу.
— И вы полагаете, именно вам предстоит возглавить нас? — спросил Мартин.
Мистер Вейер горько усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— Нет, я не хочу иметь с этим ничего общего. Я больше этим не занимаюсь. По правде говоря, я думал, что все кончилось.
— Это никогда не кончается, — заметил брат Роберт.
— Возможно, вы и правы. Думаю, мне следовало бы об этом знать. Но я тешил себя напрасной надеждой.
— О чем вы говорите?
— Вы не поймете.
Брат Роберт опустил глаза и тихим шепотом произнес:
— Я побывал в дальних странах. Я повидал такие места, которые добрым людям видеть грешно. Я читал запретные книги…
— Неужели это разрешается монаху? — спросил Вейер.
— «Познай врага своего» — мудрое изречение. Как Бог являет себя миру в разных обличьях, так и дьявол тоже. Я окунался в бездну ужасающего зла и устоял перед ним, ни разу не поддавшись его соблазнам.
Вейер внимательно рассматривал брата Роберта и, покачав головой, сказал:
— Но нельзя пройти по горячим углям, не обжегшись.
— Верно. Пережитое сделало меня… более, как вы говорите, чутким. Похоже, я приобрел шестое чувство, нечто вроде ощущения запаха, исходящего от деяний дьявола. А здесь этот запах очень силен…
— Не совсем здесь, — сказал мистер Вейер. — Дальше к востоку.
Брат Роберт пристально посмотрел на него.
— Вы тоже его ощущаете?
— Как сказал ваш друг, — Вейер кивнул в строну Мартина, — я не принадлежу к вашему числу.
— Я это знаю, — ответил брат Роберт. — И все же вы один из нас.
— Был, был, но перестал им быть.
Когда мистер Вейер встал, Грейс показалось, что он возвышается над всеми ними, как гора. Отступив на шаг, она обратилась к нему:
— Пожалуйста, скажите мне, на каком языке я говорила.
— На языке древних.
— Я никогда о таком не слышал, — заявил Мартин.
— Никто не говорил на нем много тысячелетий.
— Я вам не верю! — запальчиво воскликнул Мартин.
— Замолчи, Мартин, — одернул его брат Роберт. — Я ему верю.
Грейс посмотрела в глаза брата Роберта и, впервые осознав всю чудовищность происходящего, почувствовала слабость. Она повернулась к мистеру Вейеру. Его глаза смотрели куда-то вдаль. Он говорил скорее сам с собой, чем с ними:
— Я не знаю, где он скрывался все эти годы, но теперь, похоже, он нашел путь назад.
— Сатана всегда скрывается где-то рядом, — возразил брат Роберт. — Но теперь он воплотился в человека и готовится напасть на человечество.
— Сатана? — переспросил незнакомец. — Разве я упоминал Сатану? — Он пожал плечами. — Ладно. Дело в том, что вам нужна будет помощь.
— Какого рода помощь? — спросила Грейс.
— Не знаю. Некогда существовал человек, но его больше нет. А теперь… — Он замолчал и поочередно взглянул на Грейс, затем на брата Роберта и, наконец, на Мартина. — Может быть, кто-то из вас его заменит.
— Но кто? — спросил брат Роберт. — Как мы узнаем его?
Мистер Вейер повернулся и направился к двери.
— Не имею ни малейшего представления. Но это должен быть кто-то особенный. Кто-то очень особенный.
С этими словами он удалился. Грейс вопросительно смотрела на брата Роберта и раздумывала над тем, кто это мог быть.
Пятница, 8 марта
— Какую песню вы насвистываете, святой отец?
Билл поднял глаза и увидел Никки по другую сторону письменного стола. Никки, одетого, чтобы провести уик-энд с Кэлдерами.
— По-настоящему старинную песню, которая называется «Наступил великий день».
— А что в нем великого?
— Все, Никки. Все. Солнце взошло, рабочая неделя почти закончилась. Весна наступит всего через две недели. Великий день с утра до ночи.
У него чуть не закружилась голова, и ему с трудом удалось сдержать распиравшую его радость. Он пока не мог поделиться с Никки всеми подробностями, но его не оставляла уверенность, что вечером этого воскресенья у них будет повод для праздника.
Билл потянулся через стол и поправил галстук Никки. Галстук был слишком ярким и слишком узким и свисал ниже туго затянутого ремня; модным его не назовешь, но он оказался самым чистым из трех наличных красных галстуков. Воротник белой рубашки Никки болтался на его тонкой шее, а рукава синего блейзера были коротки, как и серые брюки, из-под которых торчала резинка белых носков.
В целом Никки являл собой зрелище, могущее привести продавцов магазина «Братья Брукс» в ужас, но его костюм состоял их всего самого лучшего, что можно было извлечь из пестрого набора пожертвованной приюту более или менее приличной одежды с чужого плеча, которую они называли парадной. Впрочем, Билл и не стремился, чтобы его дети отправлялись в гости в семьи чересчур нарядно одетыми. Одежда Никки взывала: «Дайте этому мальчику дом!» И вероятно, это было к лучшему.
Что важнее всего, у него был отмытый и аккуратный вид. Чистые волосы зачесаны назад, что было в известном смысле палкой о двух концах: такая прическа скрывала нескладные выступы на черепе, но выставляла на обозрение большее число угрей на его лбу. Одежда для игр и немного чистого белья лежали в видавшей виды холщовой сумке, которая стояла на полу рядом с мальчиком.
— Нервничаешь?
— Не-а. Я повидал много таких уик-эндов.
— Тебя не бросает в пот, да? Просто крутой парень отправляется на уик-энд.
— О'кей. — Никки улыбнулся нехотя и робко. — Наверное, немного нервничаю.
— Будь самим собой.
Его глаза загорелись.
— Можно?
— Если подумать, да.
Они оба улыбнулись шутке, понятной только им двоим.
Раздался звонок внутреннего телефона.
— Кэлдеры приехали, — сообщила сестра Мириам из вестибюля.
— Мы идем.
Билл взял сумку Никки, положил руку на его плечо и повел мальчика вниз на первый этаж.
— Вот так-то, малыш. Не ударь в грязь лицом перед ними, и ты попадешь в хорошее место.
