на небесного короля больше теней, чем света. – Не играй со мной, Лор. Это несправедливо по отношению к твоей невесте и несправедливо по отношению ко мне.
Он вздыхает.
– Как только я вернусь из Неббе, мы с тобой кое-что обсудим.
– Мы часто что-то обсуждаем.
Уголок его рта приподнимается.
– Что ж, назрела еще одна тема.
– Какая?
– Мы, Биокин.
Мы! Нет никаких «мы». Есть только он и Алёна.
Он изучает мое лицо, вероятно, изучая мои мысли.
– Меня не прельщает роль любовницы, Лор.
От меня не ускользает, как приподнимаются уголки его губ прямо перед тем, как он превращается в дым и сливается с тенями моей спальни.
Я серьезно, Лор.
Очень на то похоже, Биокин.
Услышав ответ, я скрещиваю руки на груди.
Ты напоминаешь мне своего отца. У вас обоих между бровями образуется одинаковая ямка, когда вами овладевает желание меня придушить.
Я подношу руку к лицу и, разумеется, чувствую тонкую впадинку между насупленными бровями. Наверное, глупо, но осознание нашего с отцом сходства устраняет беспокойство.
Можешь догадаться, как часто ему хотелось меня придушить по тому, что та бороздка не уходит с его лба.
Меня накрывает еще один прилив тепла.
Твоя мама называла это «воронья мина». Ему эти слова пришлись не по душе, но по душе ему была твоя мама, поэтому он смирился. С чем он не смирился, так это с тем, что так стал говорить и я.
Я смеюсь.
Такой прекрасный звук. Я требую, чтобы он звучал чаще.
Требуешь? – Я качаю головой, улыбка расползается по щекам. – Ты так резко меняешь направление разговора, Лор, что у меня голова кружится.
Я жду ответной колкости.
И жду.
Повисает тишина. Я зарываюсь в подушку и думаю, добрался ли он уже до Неббе. А потом думаю, нашел ли он своих пропавших воронов.
Солнце восходит и заходит дважды. Я интересуюсь новостями у воронов, которым приходится меня сторожить, но никто ничего не рассказывает.
К третьему дню я так разволновалась, что до мяса сгрызла ногти. Даже ежедневные прогулки по саду с Сиб и Ариной не помогли избавиться от беспокойства. Я воображаю жуткие картинки возможных бед и регулярно проверяю своих охранников на наличие обсидиановой гангрены.
На четвертый день я выхожу из дома и гуляю по портовому рынку Тарекуори рука об руку с Катрионой в надежде, что моя бабушка решит показаться. Она не решает, но показывается кое-кто другой.
– Фэллон Росси! Именно ради тебя я прибыла на материк!
Полуденный ветерок развевает длинные каштановые волосы Эпонины. Она стоит на носу гондолы, покрытой столькими слоями лака, что в ней отражается высокий лоб фейри, украшенный аметистовым ободком.
Меня окружают мои стражи – двое людей и двое пернатых, – когда судно причаливает, и на пристань Тарекуори высыпаются королевские гвардейцы: одни в белом, другие в зеленом.
– Вы прибыли на материк, чтобы повидаться со мной, принчиза? – Я не кланяюсь, но киваю, когда Эпонина направляется к нам. На ней платье, сшитое словно из настоящих гроздей глицинии. Только блестки, мерцающие среди цветов, дают понять, что оно из лент и тафты. Это самое прекрасное платье, которое мне доводилось видеть.
– Я записала нас к моему любимому портному.
Хоть бы к тому же портному, который сшил это платье! Однако я быстро одергиваю себя – какая легкомысленность! Сложно представить, будто принцессе настолько не хватает общения, что она разыскала меня для прогулки по магазинам.
Вероятно, она пришла обсудить праздник золочения и выяснить, готов ли Лор выполнить ее требование.
– Ты ведь не слишком занята? – Эпонина переводит взгляд с меня на Катриону.
– Совсем не занята, но мне нужно сперва заехать домой за кошельком.
– Чепуха! Платье будет подарком короны. Это меньшее, что Данте может для тебя сделать после всех твоих услуг. – Эпонина заговорщически улыбается, от чего у меня по спине пробегают мурашки – подразумевает ли она мою помощь в захвате трона?
Перед мысленным взором проносятся воспоминания, и я вздрагиваю.
Эпонина неправильно истолковывает мою реакцию.
– Я не приму отказа!
– Тогда придется мне согласиться. – Я леплю на лицо улыбку, изо всех сил стараясь порадоваться, и решаю купить самые дорогие ткани, чтобы заметно ударить по кошельку Данте.
– Пойдемте с нами, Катя?
Я выгибаю бровь.
– Катя?
Катриона морщится, когда коверкают ее имя, но не поправляет будущую королеву, поэтому это делаю я. Эпонина кивает:
– Прошу прощения, Катриона. Столько женщин согревали постель моего бывшего жениха, что трудно упомнить все имена.
– Ничего страшного, миледи. В конце концов, это всего лишь имя.
– Но ваше мне следовало запомнить. – Эпонина склоняет голову набок и проводит пальцем по краю лепестка, украшенного блестками. – Вы были фавориткой Марко.
Рука Катрионы напрягается, или, возможно, моя.
– Сомневаюсь, что у этого мужчины были фаворитки, – наконец говорит куртизанка.
– Ну, он говорил о ваших талантах все время. Слава Котлу, я не стремлюсь быть во всем лучшей, иначе сильно рассердилась бы.
Мы стоим посреди улицы, поэтому вокруг уже собралась толпа. Обычно мое присутствие в городе воспринимается со смесью отвращения и страха, от которого большинство фейри стремятся укрыться в ближайшем магазинчике. Сегодня все глазеют на свою будущую королеву и на железнолапых птиц, чьи тени падают на широкую, залитую солнцем полосу мостовой.
– Ты часто виделась с Марко? – спрашиваю я Катриону, когда Эпонина поворачивается, чтобы переговорить с начальником своей стражи.
Блестящие губы Катрионы поджимаются.
– Нельзя отказывать королю.
– Ты отказала принцу.
– Потому что он был дорог тебе. Если бы Марко был дорог, я, возможно, притворилась бы занятой и для него.
– Он был для тебя больше, чем просто клиент?
– Нет.
Она отвечает не задумавшись, и это ослабляет узел, завязывающийся у меня в груди. Мне не хочется сомневаться в нашей дружбе. У меня достаточно сомнений насчет всего остального. Тем не менее вынуждена со стыдом признать, что я все еще испытываю искушение подсыпать ей соль сегодня за ужином и повторить вопрос. И поскольку в домах фейри нет этой приправы, придется окунуть руку в океан и позже собрать с нее крупицы соли. Или же незаметно купить у продавца.
– Что ж, идем? – Эпонина кивает на лимонно-желтый фасад магазина, который я видела только снаружи, хотя Сиб не раз пыталась затащить меня внутрь.
Изначально я не осмеливалась войти, поскольку приезжала в земли фейри не за покупками. А потом от визита меня удержала другая причина – презрительные взгляды остроухих фейри, работающих в там.
Сегодня они смотрят на меня не с презрением.
