– Зато приятно, – парировала Оксана. – Иначе истечёшь кровью, станешь, как Кощей, девушки любить не будут.
– Надеюсь, мальчики тоже. – Аристарх отнял платок от губы. – Кстати, кровь больше не течёт.
Оксана недовольно поморщилась.
– Ну вот, только соберёшься ближнему помочь, сразу крылья подрезают. А давай на всякий случай тебе повязку красивую на лице сделаем. Будешь, как красный командир. Помнишь песню: «Щорс идёт под знаменем…»
Аристарх судорожно вырвал руку и быстро шагнул назад.
– Ни разу не видел красных командиров с перевязанными ртами. Они, наверное, все с голоду померли.
– Обжора, – сказала Оксана.
– Ты наладился? – перебила Света.
Аристарх помотал головой.
– Ещё на полчаса работы. Темно, зараза, плохо видно. Посидите немного, можешь ещё что-нибудь рассказать, всё веселее.
Света растерялась.
– А о чём?
– Ты ведь у нас местный фольклор собираешь. – Оксана хихикнула.
– Не местный, а дачный.
– Ну, конечно, – поддакнула Оксана, – Про пришельцев и офисного – совсем дачный.
– Какого офисного? – заинтересовался Аристарх. Он снова исчез где-то во внутренностях машины, и голос его звучал глухо.
– Это мы так, о своём, о девичьем, – буркнула Света, – офисные легенды.
– Какие?
– Офисные, – объяснила Света. – Про офис их много. Могу рассказать.
– Нет, про офис не надо, – попросила Оксана. – Лучше местные. Может, всплывёт что-нибудь. Есть такие легенды?
– Есть, – нехотя ответила Света. – Нынче у каждого погреба в любой занюханной деревне своя легенда есть.
– Вот-вот, раньше пугали ведьмой на помеле, а теперь механизатором на тракторе, – припомнила Оксана. – Про дачи есть?
– Про дачи нет. Если хотите, могу про воинскую часть в здешней деревушке и Чёрного дембеля.
– Хотим, – крикнул из-под капота Аристарх.
– А разве в этой деревне есть воинская часть? – одновременно с ним удивилась Оксана.
– Была и есть, – отозвался вместо Светы Аристарх, он подсвечивал себе сотовым телефоном и чем-то брякал внутри двигателя. Ему было неудобно, и он тихо ругался сквозь зубы.
Света немного помолчала, собираясь с мыслями.
– Обычно подобные рассказы начинаются примерно так… – подстегнула её Оксана и хихикнула. – В тёмной-тёмной комнате за чёрным-чёрным столом на чёрном-чёрном стуле сидел чёрный-чёрный негр и никому не давал зарплаты.
Света фыркнула.
– Не сбивай меня, – попросила она, – а то ничего не буду рассказывать. В общем, как говорили в деревне, было это в году восемьдесят девятом…
… и не было никакой ночи, не было кладбища, не было не то, что полной, вообще никакой луны или тумана. А был яркий весенний день, светило солнышко, играя весёлыми лучами среди молоденьких зелёных листиков берез, росших по берегам большой лужи, образовавшейся в результате проседания дороги после зимы. В покрывавшимся изредка от легкого ветерка рябью зеркале воды отражалась изящная конструкция ажурной антенны радиоперехвата и подавления связи вероятного противника с невысокого роста фигурой в платке и телогрейке рядом. Фигуру звали Сергеевна, сокращенно от Натальи Сергеевны, старой, но бодрой и крепкой женщины, подрабатывающей охраной складского помещения сельского магазина, что примыкало торцом к основанию антенны. Следует отметить, что сама антенна стояла на огороженной колючей проволокой территории воинской части, но склад – помещение без окон с единственной железной дверью – находился на вольных пажитях. Проще говоря, шёл человек за хлебом, а попал в армию. Поэтому охотников бродить в окрестностях склада было немного.
Ещё в луже отражалась достаточно большая дыра, проделанная в колючем заборе солдатами роты охраны, лазавших ко входу на склад и покупавших у Сергеевны сигареты и сладости. Чего греха таить, приторговывала она. Но только по мелочам и из любви к солдатикам.
Ещё в луже…
– Достала уже эта лужа! – возмутилась Оксана. – Давай ближе к теме.
Света ожгла подругу холодным взглядом и продолжала:
– Через полчаса к луже подъехал грузовик с гравием, и засыпал её, и ничего она больше не отражала, поскольку её больше не было.
Но за полчаса до этого, лужа все-таки отразила фигуру в зеленой форме, выбравшуюся из дыры в заборе. Это был рядовой Кузнецов, хорошо послуживший Родине и ожидающий приказа об увольнении в запас молодой человек. Проще говоря – дембель.
Невзирая на отличное продовольственное обеспечение нашей армии, хотелось молодым ребятам чего-нибудь вкусного, не входящего в паёк. Конфет там, шоколадок разных, сигарет, пива… Вот и Кузнецов, слоняясь по части, заглянул на продуктовый огонек. И надо ж такому случиться! Как раз в этот момент Сергеевна углядела подъезжающий с гравием грузовик и отошла от двери – отправилась указывать водиле, куда и как правильно ссыпать камни в лужу с кузова. При виде открытого и неохраняемого склада сердце дембеля радостно ёкнуло. Только не надо думать, будто был он человеком плохим и нечестный. Нет. Сердце просто взяло и ёкнуло. Тем более, при открытой двери на продуктовый склад ещё неизвестно, сдержался ли бы и сам министр обороны.
Почти насилуя себя, с трудом переставляя ноги, рядовой быстро и ловко проскочил в незапертую дверь и замер в восхищении перед полками с рядами банок с консервированной килькой в томате, штабелями темных брусков хозяйственного мыла, стопками коробочек рафинированного сахара. А еще там были пакеты с солью, мешки с крупой, пачки с чаем … всего и не перечесть.
– Офигеть, какое богатство! – вставила Оксана. Света не обратила внимания.
– Сколько простоял он так – неизвестно. Долго. День начал клониться к вечеру, уже и засыпали лужу, и стемнело, и отправились солдаты на покой, а Кузнецов стоял, не в силах отвести взор от кип ситцевых трусов, рядов резиновых сапог, россыпей иголок. Наконец, с трудом преодолевая моральные последствия школьного воспитания, он потянулся к ряду бутылок портвейна, но не успел взяться за соблазнительно поблескивающее в полутьме горлышка, как сзади донеслось: «Стоять!»
Это Сергеевна, устав околачиваться на свежем воздухе, решила проинспектировать вверенную ей территорию. И не слушая никаких оправданий несчастного солдата, она затолкала его в подсобку, где и закрыла благополучно на дверной засов. «Я приказ на дембель сегодня жду! – орал в отчаянии солдат, но слишком уж зла была Сергеевна на покусившегося на дорогостоящий – один рубль тридцать семь копеек бутылка – портвейн, чтобы его слушать.
