Женщина говорила явно с южным акцентом, но Алан не сумел с ходу определить — откуда она.
— Вы откуда? — спросил он.
— Из Западной Вирджинии.
— И вы проделали такой путь, чтобы встретиться со мной?
— Мы прочитали статью в «Лайт». Ребенку не помогают обычные средства. И я решила, что терять нам нечего.
Алан повернулся лицом к девочке. Ее огромные голубые глаза ярко сверкали из глубоко запавших глазниц.
— Как ты чувствуешь себя, Лаури?
— Вроде бы ничего, — ответила она тонким голоском.
— Лаури всегда так говорит! — всхлипнула мать. — Но я-то слышу, как она плачет по ночам. Целый день ее мучают боли, но я от нее никогда не слышу никаких жалоб. Вряд ли где-нибудь сыщется еще одна такая храбрая малышка. Скажи доктору правду, Лаури. Где у тебя болит?
Лаури пожала плечами.
— Всюду. — Она прижала ладошки к тонким ножкам. — Особенно болят косточки. Ужасно болят.
«Боль в костях, — подумал Алан. — Характерно для лейкемии». Он заметил царапины на голове у девочки — в том месте, где ей делали химиотерапию. Она обречена, в этом нет сомнения.
— Давай-ка посмотрим тебя, Лаури.
Он взял ее голову в руки и мысленно пожелал, чтобы все эти маленькие злокачественные ядра в ее костном мозгу сморщились и погибли. Но ничего не произошло. Алан ничего не ощутил, так же, по-видимому, как и Лаури.
Его охватила паника. Неужели он опять ошибся в расчетах?
Алан извинился перед матерью девочки и удалился в соседнюю комнату. Он еще раз проверил свое «расписание».
Все расчеты были верны. Час исцеления должен был наступить в 4.00, а часы показывали уже 4.05. Где же он допустил ошибку? И была ли вообще ошибка? Он никогда не мог рассчитать время с точностью до секунды. Целительная сила рано или поздно все равно появлялась, но его подсчеты допускали погрешность минут на десять — пятнадцать. В надежде на то, что неудача была вызвана какой-то ошибкой в расчетах, он вернулся в приемную и вновь возложил руки на головку девочки. И это произошло — миг эйфории, а вслед за тем удивленный крик Лаури.
— Что случилось, дорогая? — Мать подбежала к девочке и вырвала ее из рук Алана.
— Ничего, мама. Я просто почувствовала толчок, и все. И… — Она провела ладошкой по ноге. — А мои косточки больше не болят!
— Правда? — Широко распахнутыми глазами мать смотрела на свою дочь. — Неужели это правда? Слава тебе Господи! Слава! — запричитала она, а затем повернулась к Алану и спросила с тревогой в голосе: — Но излечилась ли она окончательно от лейкемии? Как мы можем это узнать?
— Сводите ее к гематологу и сделайте анализ крови. Тогда и узнаете наверняка.
Лаури глядела на Алана изумленными глазами.
— Больше нигде ничего не болит!
— Но как же?.. — начала было мать, но осеклась. Алан молнией выскочил из приемной и, миновав холл, влетел в соседнюю комнату. Он был в экстазе. Сила действовала! Она все еще находилась при нем. Час исцеления не поддается точному вычислению — сила все равно остается, и Алан не имеет права тратить драгоценное время на объяснения.
Надо действовать!
* * *
…Пора заканчивать.
Только что Алан завершил одно из самых своих эффектных исцелений. К нему пришел сорокапятилетний мужчина, длительный период страдавший хроническим анкилозным спондилезом. Он был искривлен настолько, что поверхность спины и шея составляли по отношению друг к другу почти прямой угол. Так что подбородок упирался прямо в грудь.
Рыдая от радости и бессвязно бормоча слова благодарности, пациент покинул приемную с высоко поднятой головой — спина у него отныне была совершенно прямой.
— Этот человек! — воскликнула Конни при виде этого зрелища. — Он же был весь скрюченный, когда вошел сюда!
Алан только улыбнулся в ответ.
— Так это и в самом деле правда?
Алан молча кивнул.
Конни смотрела на него с удивлением и восторгом. И это несколько смущало его.
— Следующий пациент готов? — спросил он наконец.
— Нет. Вы велели мне прекратить прием в пять часов. Сейчас уже десять минут шестого.
Пять часов десять минут. Время целительной силы истекло.
— Тогда скажите им, что на сегодня прием закончен. Завтра мы, так же как и сегодня, начнем в пять.
— Вряд ли им понравится, — покачала головой Конни и направилась к двери.
Алан потянулся. Это был восхитительный час… Но, в сущности, он ведь никого не лечил. То, что он делал, не предполагало ни опыта, ни специальных знаний; все, что от него требовалось, — возложить руки на больного. Все остальное целительная сила Дат-тай-вао делала сама. Алан же был всего лишь ее материальным носителем.
Внезапно он осознал, что просто-напросто превратился в орудие этой силы. Подобное откровение смутило его. Ситуация носила двойственный характер — в эмоциональном плане она доставляла громадное удовлетворение, в интеллектуальном же не давала ничего. Ему больше незачем было изучать своего пациента или строить предположение о ходе его болезни. Все, что ему оставалось, — прикоснуться к пациенту в определенный момент времени, и — бац! — все о'кей. Это не вписывалось в его стиль врачевания. Конечно, радостно было видеть облегчение и изумление на лицах пациентов, но при этом ему совсем не нужны были никакие навыки и умения. Все, чему он так долго и упорно учился, не имело теперь ровно никакого отношения к тому, чем он занимался. Его коллеги-врачи без колебаний списали бы большую часть его достижений на счет побочных результатов или «спонтанной ремиссии». А почему бы и нет? Окажись он на их месте, вероятно, поступил бы точно так же. Его приучили не верить чудесам.
Чудеса. Как спокойно он стал к ним относиться после того, как увидел собственными глазами, после того, как сам стал совершать их! Если бы только ему удалось убедить Сильвию испытать целительную силу на Джеффи! Он не понимал, почему эта сила так пугала ее. Ведь даже если она окажется бессильной против аутизма Джеффи, разве такая попытка могла бы чему-нибудь повредить?
Если бы ему удалось излечить маленького Джеффи, то все его страдания, связанные с этой силой, были бы оправданы с лихвой. Если бы только Сильвия разрешила ему…
Он услышал какие-то крики у входной двери и пошел посмотреть, в чем дело. Группа людей с улицы проникла в приемный покой. Завидев Алана, они стали кричать, молить его, чтобы тот принял их.
Алан поднял руку и молча стоял в такой позе до тех пор, пока больные наконец не умолкли.
— Я объясняю вам в последний раз. Мне известно, что вы больны и устали. Я обещаю, что посмотрю всех вас и сделаю для вашего выздоровления все, что смогу, но действие моей силы длится всего один час в сутки, и не больше. Это не в моей власти, поймите. Всего лишь один час в сутки. Понимаете? Сегодня этот час уже истек. Завтра я буду принимать с пяти вечера, и так же — в течение часа.
