Венди оказалась между ними, у нее было бледное, сердитое лицо.
— Чего ты добиваешься? — спросила она Джека. — Что с тобой творится?
— Я хочу помочь ему увидеть разницу между реальностью и галлюцинациями — вот и все. — Джек присел на корточки возле Денни и крепко обнял его. — Ничего этого не было, Денни. Верно, сынок? Это был один из тех трансов, которые тебя посещают. Вот и все.
— Папочка!
— Что, Дэн?
— Я не мог поранить ногу об наст. Ты же знаешь, снег был рыхлым. Он совсем не лепился, когда мы играли в снежки.
Денни почувствовал, как напряглось тело отца.
— Тогда о ступеньку крыльца…
Денни отпрянул от отца. Внезапно его посетило одно из тех озарений, которые иногда у него бывали и ослепительно высвечивали суть. Он глянул на отца широко раскрытыми глазами.
— Пама, ты же знаешь, что я говорю правду, — прошептал он. — Ты сам… сам боишься их.
— Денни, помилуй, что ты такое говоришь? — У отца окаменело лицо.
— Да, знаешь, знаешь, потому что сам видел…
Неожиданно Джек хлестнул мальчика по щеке. Голова Денни дернулась, на щеке загорелись красные пятна.
Венди испустила стон.
На минуту они точно застыли, затем Джек порывисто обнял сына.
— Денни, извини. Тебе не очень больно, док?
— Ты ударил его, скотина! ~ закричала Венди. — Грязная скотина!
Она схватила Денни за руку и принялась тащить к себе.
— Пожалуйста, перестаньте рвать меня! — закричал Денни. В его голосе было столько муки, что оба мгновенно отпустили его, и он с плачем повалился на пол между диванчиком и окном. Родители беспомощно глядели на сына, как дети смотрят на игрушку, сломанную в драке за ее обладание. В камине выстрелило еще одно полено, заставив их вздрогнуть.
* * *
Венди дала мальчику таблетку аспирина, Джек заботливо уложил его в постель и подоткнул под бока одеяло. Денни тут же заснул, держа палец во рту.
— Мне это не нравится, — сказала Венди. — У него возврат болезни. — Джек не ответил. Она поглядела на него без злости, ничего не выражающим взглядом. — Хочешь, я извинюсь за то, что обозвала тебя скотиной? Прости. И все же ты не должен бить мальчика.
— Знаю, — сказал устало Джек. — Не понимаю, что на меня нашло.
— Ты же обещал, что никогда не ударишь его.
Ярость мелькнула в его глазах и тут же угасла. Она с ужасом и жалостью увидела, каким Джек будет в старости. Он еще никогда не был таким.
Каким таким?
Побитым, ответила она сама себе, у него вид, как у побитой собаки.
Он ответил:
— Я всегда считал, что способен выполнять свои обещания.
Она положила ему на плечи руки.
— Хорошо, кончим с этим. А когда придет егерь, мы заявим, что хотим спуститься с гор втроем. Согласен?
— Ладно, согласен, — ответил Джек, на какой-то миг поверив своим словам, как это теперь бывало с ним, когда по утрам он вглядывался в зеркало и видел в нем свое бледное, измученное лицо. Пора кончать. Я должен разрубить этот узел. Но утро сменялось днем, а днем он чувствовал себя лучше. День уступал место ночи — ночью же он думал: пусть будет, что будет.
Он ожидал, что Венди вернется к рассказу сына, спросит, что имел в виду Денни, говоря: Ты же знаешь, потому что сам… Если она спросит, он расскажет ей обо всем — о том, как передвигаются звери из зеленой ограды, о женщине из комнаты 217, о пожарном шланге, который изменяет свое место. Но на чем остановиться в своих признаниях? Сказать ей, что он выкинул магнето и что они могли бы оказаться в Сайдвиндере прямо сейчас, если бы он не сделал этого?
Но она спросила:
— Хочешь чаю?
— Да, было бы недурно.
Она остановилась в дверях, почесывая локоть через свитер.
— Я виновата не меньше, чем ты. Чем… мы занимались в то время, когда у мальчика была галлюцинация… или что бы там ни было!
— Венди!..
— Мы спали, — негодующе сказала она, — спали как пара ребятишек, которым хорошенько почесали там, где у них зудело.
— Перестань, — ответил он. — Все кончилось.
— Ну нет, — возразила Венди с кривой усмешкой, — еще ничего не кончилось.
Она вышла, оставив Джека сторожить сон их сына.
Джек очнулся от неглубокого и беспокойного сна, в котором его преследовали по снежному полю какие-то огромные, неопределенной формы животные. Убегая от них, он провалился в темноту, заполнение какофонией механических звуков: звоном и лязгом, дребезжанием, железным скрежетом.
Рядом с ним резко села в постели Венди, и он понял, что не спит, а слышат звуки наяву.
— Что это такое? — Ее холодная рука сжала ему запястье. Он с трудом удержался, чтобы не отбросить ее. Откуда, черт побери, ему знать, что это такое. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали без пяти двенадцать.
Снова послышался скрежет, негромкий, на одной ноге, затем последовал лязг. Резкий удар — появилось жужжание.
— Это работает лифт.
Денни тоже проснулся и сел в постели.
— Папа, папа! — Голос у него был сонный и испуганный.
— Мы здесь, док, перебирайся к нам, — позвал сына Джек. — Мама тоже не спит.
Прошелестели простыни, когда Денни забрался в постель между родителями.
— Это лифт, — прошептал он.
— Верно, — подтвердил Джек, — всего-навсего лифт.
— Что ты хочешь сказать этим «всего-навсего»? — в голосе Венди слышались истерические нотки. — Это глухой-то ночью? Он что, сам по себе ходит вверх-вниз?
Клик-клак — теперь наверху. Лязг открывшейся и закрывшейся двери, снова гудение мотора.
Денни принялся хныкать.
Джек нерешительно объявил: «Вероятно, короткое замыкание, пойду проверю».
— Не смей бросать нас одних!
— Не говори глупости, — сказал он, натягивая халат. — Это моя работа.
Венди тоже выбралась из постели, прихватив с собой Денни.
— Мы пойдем с тобой.
— Венди!..
— Что случилось? — спросил Денни хмуро. — Что случилось, папа?
Не отвечая, отец отвернулся, чтобы не выказать тревоги. На пороге он завязал пояс халата и ступил в темный холл.
Денни опередил мать, она догнала его у двери, и они вместе вышли из комнаты.
Джек не позаботился о том, чтобы осветить коридор. Венди пыталась нащупать выключатель, но рука шарила по голой стене. И на этот раз Денни первым отыскал выключатель и зажег плафоны под потолком, осветив коридор, ведущий к лестнице и шахте лифта.
Джек неподвижно стоял у закрытой двери лифта. В выцветшем банном халате, в стоптанных тапочках, с растрепанными волосами, он показался Венди нелепым Гамлетом XX века — жалкая фигура, растерявшаяся перед лицом грядущей трагедии, не способная изменить ход событий.
