— Когда человек по-настоящему оскорблён, — говорит Окси, — уязвлён в самое сердце, когда в его крови выделяется Оскорбиновая кислота и он испытывает невыносимую горечь — только тогда он предстаёт перед собой таким, какой он есть…
Недалеко от возвышения, спиной к Окси и ко мне, стоит человек в строгом тёмном костюме. Четырёхрукий. Я вижу его затылок. Ни затылок, ни его лицо, ни о чём мне не говорят.
Я делаю глоток виски. Десятый. Но веселее мне не становится.
— Слышь, Метотрон… — говорю я в микрофон. — Скажи этим отморозкам, чтобы перестали жечь дома и мочить людей.
— Жадность, похоть и чревоугодие, — вещает Окси не сбавляя темпа, — неведомы человеку, стоящему на пути Великой Мести. Он забывает о карьере, сексе и еде. Он становится средоточием чистой энергии. Способен познать Ненависть в её чистом виде. Познать, что такое Настоящая Неразбавленная Месть. Па хочет, чтобы вы прекратили размениваться по мелочам и мстить насекомым, разрушая их муравейники. Вы должны сосредоточиться на главном: найти Ма и Ракету.
Я проглатываю очередную сорокоградусную порцию. Придвигаю микрофон к себе:
— Слышь?.. Глас мой всуе… А что ты завернёшь, если я попрошу кого-нибудь из торпед слетать за пивом?
Окси замолкает на полуслове.
— Хе-хе… — думаю я, потянувшись к бутылке.
И замираю, не донеся её до рта.
Я смотрю на указательный палец Четырёхрукого.
Все смотрят на его палец, предупредительно поднятый к потолку.
Одним движением руки он расстёгивает пиджак.
Я вижу четыре жёлтые кобуры с тяжёлыми пистолетными рукоятями.
— На пол. Быстро, — говорит он в напряжённой тишине.
И в этот момент распахивается входная дверь: «BANG!!!»
— Менты!!! — визжит кто-то.
Хуже всего мне всегда удавались дым блеск глаз и запах как (?)нарисовать запах если в замкнутом пространстве находящемся ниже уровня земли за короткий промежуток времени выстрелить из максимального количества автоматического и полуавтоматического оружия (?)хотел бы япосмотреть на того кому этот запах удастся изобразить им пропахло пространство вокруг которое я втягиваю сквозь свои ноздри(это пуля?) яне знаю как нарисовать полёт пули я видел как рисуют полёт пули другие но я не верю им и верю тоже ведь сам я не видел полёт раскаленного куска металла я видел то место куда эта пуля попала она попала в голову девочки стоящей в пятидесяти сантиметрах ниже и двумя метрами севернее Оксикакой карандаш кисть роллер мел на какой поверхности позволят мне это Яслышу грохот выстрелов вижу вспышки выстрелов и чувствую запах выстрелов пуля совершает эмиграцию из нарезного ствола в пространство на сотни градусов цельсия ниже по температуре чем она самаесли бы у меня был карандаш, то чёткими линиями — контуры тех кто проник сюда. Тех кто выбил дверь ногой и в две секунды заполнил собой треть помещения… Но где взять такой карандаш, который сможет изобразить собой всё вышеперечисленное (?) Если бы у меня был толстый чёрный маркер с надписью «беречь от детей», то — глубокие впечатанные во всё вокруг тени. Но где взять такой маркер? Чем нарисовать ту точку в пространстве где секунду назад стоял Четырёхрукий? ЯУЗРЕЛ ЧУДОВИЩ ЯСЛЫШАЛ ХРУСТ СТЕКЛА НА СОБСТВЕННЫХ ЗУБАХ блеск зрачков Окси поймавших искру выдавленной пороховыми газами гильзы. Чем нарисовать ледяную руку Окси стискивающую мою горячую левую ладонь и волокущую за собой к двери с надписью EXIT. Какие цвета смешать чтобы идеально скопировать тонкую свежую царапину на её лбу (?)Что оставляю я за спиной?
Sound: BOOM!!! BANG!!! CRASH!!! Звуки выстрелов; крики раненных & ужаса;
Light: вспышки огня в глазах всех присутствующих;
Smell: порох & кровь
2) корни моих волос пропахли порохом; 3) порохом пропахло моё нутро; 1) моя одежда пропахла порохом, 4) внутренняя поверхность моих глаз; 5) мои сердце и мозг; 6) весь мир [точка]
я почти оглох,
я ослеп, кажется,
я не хотел бы быть врагом четырёхрукого.
Ночью мне снится затянутое льдом озеро высоко в горах. Далёкие берега теряются за сыплющимся снегом. Я стою прямо посреди водоёма и вижу свинцовое недвижимое небо. Напротив меня, совсем рядом, ещё один человек.
Маленькая девочка в клетчатом платьице.
Малюсенькие посиневшие пальчики ног изранены о лёд.
Она дрожит от холода, и волосы, заплетённые в косички, тоже подрагивают.
— Зачем ты хочешь убить меня, папа? — спрашивает она, стуча зубами.
— Это ты хочешь убить меня, — отвечаю я, и голос мой гасится снегом.
— Нет, — говорит она, — это неправда. Тебе врут.
Я вижу слёзы на её щеках. Слёзы, превращающиеся в лёд.
— Я люблю тебя, папа… — говорит она.
Я чувствую комок в горле. Чувствую, как становятся влажными мои глаза.
Её глаза.
У Неё мои глаза.
— Я тоже люблю тебя, Ракета… — говорю я, испытывая невероятную печаль и нежность к этому маленькому существу.
Она улыбается посиневшими губами.
— Обними меня, папочка… — говорит она, протягивая ко мне свои озябшие ладошки. И в этих ладошках сквозные раны.
Я смотрю на капельки крови, выступающие на белой коже. Я протягиваю к ней свои руки.
— Доченька… — говорю я, делая шаг в её сторону.
И лёд под ногами трескается.
И я проваливаюсь в обжигающую воду. И холод сковывает моё тело. Я захлёбываюсь вязкой, как мазут, жидкостью. Я хватаюсь за края полыньи, и они крошатся у меня в руках.
Я вижу стоящую на льдине Ракету.
— Отстань от меня!!! — визжит она так, что снег в испуге разлетается от её маленькой фигурки во все стороны. — Отстань от нас с мамой!!! ИЛИ Я УБЬЮ ТЕБЯ И ТВОЮ СУКУ!!!
И я, обрывая паутину, лечу в пропасть.
На дно своей колыбели.
— Мы дали ей две недели, Па… — говорит Окси, сидя прямо напротив меня в салоне микроавтобуса с задёрнутыми изнутри шторами. Микроавтобуса, припаркованного у ярко освещённого здания на главной площади какого-то областного центра. Уже стемнело. Мы различаем друг друга в свете маленького фонарика размером с авторучку. На соседних сидениях Торпеды из Противо-Ракетной Обороны. Они прислушиваются к нашему разговору. Они сжимают в своих руках предметы, хорошо знакомые мне цветом и формой.
— Мы честно предупредили Ма. Ма не отреагировала… — говорит Окси, закуривая.
Сигарета подрагивает в её пальцах.
— Предупредили? — я рассматриваю свои ладони в неверном луче. — Как?
