– Ты сегодня злая, есть причины? – немного рассеяно поинтересовался Константин, даже не поворачиваясь ко мне лицом.
– Знаешь, ты дал мне для этого повод.
– Какой я оказывается плохой, – сухо рассмеялся он и повернулся ко мне лицом. В его руках оказался простой одноручный меч с рукояткой, обтянутой кожей. – Позволь напомнить тебе, дорогая, что время, когда ты не пила человеческую кровь давно прошли. И сегодня изменилась лишь дислокация обеда. Так будет проще, чем, если ты будешь искать пищу в городе с ярко горящими глазами и торчащими клыками.
– Зачем здесь меч? – не слушая, что он говорит, поинтересовалась я. Только сейчас до меня дошло, что вампир не стал бы приводить в дом посторонних, если бы причины не было. Чего он хочет?
– Затем, дорогая, что пришло время научить тебя чувствовать настоящую боль.
– Мне казалось, что ты уже показал мне это, – недоверчиво ответила я, на всякий случай, делая небольшой шаг назад.
– О! А вот и Принц, – воскликнул он.
Быстро обернувшись, я увидела Принца, несущего в руках небольшой ящичек. Он опустил его на землю возле нас, поклонился и ушел.
– Что в ящике?
– Для начала, София, я хотел бы спросить тебя, что ты знаешь о серебре.
– В фильмах вампиры и оборотни бояться его, – легко ответила я, после чего нахмурилась, наблюдая, как Константин открывает ящик и достает небольшую бутылку. – Надеюсь, ты не скажешь мне, что это правда. Я тебе не поверю, так как уже носила серебряные украшения.
– Ты знаешь, что у некоторых людей есть аллергия на серебро? На золото, на медь… но чтобы появилась реакция, они должны носить этот металл какое-то время.
– Я долго носила серебро.
– Не перебивай, – раздраженно воскликнул вампир. Он открыл бутылку и начал аккуратно переливать её содержимое на свой меч.
– Так что ты хочешь сказать?
– Наша аллергия появляется только в том случае, если серебро попадает в нашу кровь. Тебе об этом разве не говорили охотники?
– Что-то не припоминаю, – хмуро ответила я, – послушай, я надеюсь, что ты не планируешь проткнуть меня этой штукой? Потому что я с этим не согласна! И буду защищаться!
– Хорошо, – хитро улыбнулся он, – но вернемся к теории. Если расплавить серебро и влить его в вампира, то он потеряет сознание, которое приведет к продолжительной коме. Лечение – кровопускание с последующим переливанием. А дальше проще – чем меньше серебра в растворе, тем меньше последствий для вампира. Кстати, ты помнишь, когда тебя похитили охотники?
– Как такое можно забыть, – грустно ответила я, делая ещё один маленький шажок назад, параллельно осматривая окрестности, и планируя в какую сторону бежать.
– Тогда они использовали серебро. Как ты помнишь, когда ты проснулась, тебе делали переливание, – он криво улыбнулся и поднялся с колен, – а теперь вернемся к нашим баранам. Концентрация серебра в этой бутылке невысока, как раз, чтобы причинить тебе боль, но без серьезных последствий для организма. А люди в нашей гостиной полностью сведут на нет влияние серебра по окончанию урока.
– Я не бу…крх, – каркнула я, чувствуя, как меч пронзает мой живот.
Вампир не стал ждать, когда я побегу или соглашусь. Он отвлек внимание и нанес удар. Не вынимая меч из моего живота, он обхватил второй рукой мою спину и с силой надавил так, что я как будто бы сама напоролась на меч.
– Чувствую это, – хрипло прошептал он мне в ухо, – ты чувствуешь, София? Моя малышка должна познать эту боль и принять её. Только так она поймет себя, только так.
Последние слова вампира прозвучали словно сквозь стекло – глухо и очень тихо. Первые секунды боли не было. Ничего не было, даже понимания происходящего. Просто посторонний предмет в моем животе. Что-то касается моих внутренностей, не более. Такое призрачное состояние длилось не дольше мгновение, но если бы я была в бою и была воином – мне хватило бы этого времени, что бы что-нибудь сделать. А так я бессмысленно смотрела на вампира, не понимая, что происходит.
Боль пришла мгновенно. Не постепенно нарастая, не коля в разных местах – она не была ни колючей, не шершавой, не острой – она была, как огонь. И повсюду. Её раскаленные языки коснулись моей кожи, вызывая нестерпимое жжение. А самое сильное чувство расположилось, разумеется, в области моего живота.
– Знаешь, что самое поганое в серебре? – почти нежно прошептал вампир, – это то, что оно препятствует регенерации. Если я не вытащу меч из твоего тела – ты просто истечешь кровью. О! Не волнуйся, это не смертельно… но очень неприятно. Самое противное, что ты не сможешь тогда позаботиться о себе. Как думаешь, тебе понравится если я буду кормить тебя с ложечки кровью новорожденных младенцев? Знаешь, их кровь самая сладкая и полезная на свете. Как варенье для простуженного ребенка.
– Ублюдок, – резко прохрипела я и, собравшись с силами, оттолкнула его.
Вампир позволил мне это сделать и, отпустив рукоятку меча, отошел в сторону, с интересом наблюдая за моими действиями.
От усталости и тяжести, я как подкошенная рухнула на землю. Из-за этого перед глазами закружился калейдоскоп красок и цветов. Не было сил сопротивляться боли, она стала для меня тихой гаванью, в которой исчезли мысли. Только красный цвет, пульсирующий в просыпающемся мире. Пульсирующий?
– А-аа! – пронзительно закричала я, подаваясь вперед, следом за вытаскиваемом из меня мечом.
– Ццц, – огорченно цокнул вампир, опуская на землю окровавленный меч, – я думал, что тебе хватит сил достать меч без моей помощи.
Не обращая на него внимания, я свернулась клубочком и осторожно прижала руки к животу.
– София, скажи что-нибудь, – немного равнодушно проговорил вампир, доставая из ящика тряпку и начиная вытирать меч, – но, не дождавшись от меня ответа, продолжил, – не вынуждай меня.
– Иди… к … черту, – с трудом выплевывая из себя слова, прохрипела я, разворачиваясь к нему спиной.
– Ах так, – рассерженно воскликнул он, отбрасывая меч с тряпкой и приближаясь ко мне, – жалеешь себя? Думаешь, что умираешь? – он рывком поднял меня на ноги и задрал майку, обнажая мой живот. – Смотри, София! Смотри внимательно! Что ты видишь?
Превозмогая жгучий зуд, разбуженный резкими движениями, я скосила взгляд в сторону раны и удивленно округлила глаза. Так как раны почти не было. Только темная корка свернувшейся крови, которую если ковырнуть, то пойдет свежая. Так бывает, когда после ранения прошло уже несколько часов или даже дней. На секунду мне вспомнились тренировки с Кофом. Воспоминания оказались на удивление живыми, хоть я старалась об этом не думать. Интересно, в чем разница между Кофом и Константином? Почему тогда, когда Коф стрелял в меня, я не испытывала боли? Такой боли, возникающей не из-за раны, а из-за самого факта ранения. Разница в серебре? Помниться Коф стрелял в меня, наносили порезы, один раз пырнул меня в руку, но тогда всё это воспринималось как-то отстранено, хоть тогда я так и не считала. Что же изменилось? Почему всё такое острое, как бритва?
