— Да уж… обжорство ещё никого до добра не доводило, — Тимка посмотрела на карман собственных шорт и окончательно приуныла. — Вспомнить хоть Винни-Пуха…
Яська проследил взгляд подружки и лишь кивнул: то же, что и у него — раздавленные остатки земляники, что пропитали ткань насквозь и проступили наружу уродливыми алыми пятнами.
— Такое теперь ни за что не вывести!
— Может снова на речку сбегать? — неуверенно предположила Тимка.
— А что толку-то?..
— Ну, не знаю. Надо хотя бы попытаться отмыть, а то… Мне потом с этим в сердце до конца лета ходить, — и Тимка печально вздохнула.
— Родители такие строгие?
Девочка неоднозначно повела плечом.
— Моя мама педагог, по образованию, а папа — директор гимназии.
— Вот это ты попала!
Тимка смерила Яську печальным взором.
— В том то и дело, что они меня ни в чём не ограничивают, — это специфика воспитания у них такая.
— Чего-чего?
— Специфика воспитания, — назидательно ответила Тимка.
Она подошла к краю крыши, села, свесив ноги. Принялась болтать пятками, дразня разросшуюся внизу крапиву.
Яська плюхнулся рядом. Отмахнулся от приставучего тополиного пуха. Подставил жаркому солнцу нос. Откуда не возьмись, налетела стая пестрых голубей. Пронеслась над головами детей и стремительно ушла в зенит, обдав пылью и пухом.
Тимка невольно зажмурилась.
— Это такая своеобразная форма воспитания, — спустя паузу сказала она. — Я сама мало чего в ней понимаю. Боюсь, только, тебя ещё больше запутаю своими объяснениями… Хотя, в большей степени, суждениями.
— А ты попробуй, — настоял Яська. — Я пойму! — И уже не столь уверенно: — Постараюсь.
Тимка кивнула:
— Хорошо, я попробую. Вот, смотри: у нас как обычно детей воспитывать принято?
Яська покраснел. Машинально пожал плечами: кто его знает, как…
Однако Тимка на него даже не посмотрела, рассуждая сама с собой:
— Бдительный контроль со стороны взрослых, постоянное принуждение делать, как то предписано свыше, а не так, как ты считаешь нужным. А ведь порою, сам понимаешь, что можешь сделать лучше, пойдя иным путём, — однако разве тебя, кто послушает? Ведь ты ребёнок, — и этим всё сказано. Во всяком случае, в нашем обществе. А почему бы не позволить детям решать некоторые вопросы самим? Я не говорю, там, про что-нибудь очень важное или ответственное, а хотя бы самое элементарное! Почему за полученную на уроке двойку нужно обязательно ругать? Ведь ещё неизвестно, как именно я её получила! Может, это всего лишь случайность. А каково самому ученику, когда он пытается доказать, как всё было на самом деле, а в ответ, при этом, слышать одно и то же: ты просто оправдываешься. А как ещё быть, если тебя просто не воспринимают, как мыслящее существо?
— Это точно, — кивнул Яська. — Мы однажды с мальчишками вызвались нашей библиотекарше — Светлане Александровне — помочь шкафы в школьной библиотеке передвинуть после уроков. А я, как назло, ранец свой в классе забыл. Перестановку нормально ещё закончили: не слишком поздно. Ребята разошлись сразу же, а я потом ещё остался… — Яська смущённо притих.
— Почему? — Тимка по обыкновению улыбалась.
— Мы там намусорили, пока шкафы с места на место двигали, а Светлана Александровна собиралась остаться, порядок навести.
— И что же?
Яська вздохнул.
— У неё суставы больные. Спина почти не гнётся. А когда гнётся… — Яська почувствовал нарастающую в голосе дрожь и быстро договорил: — Видно, как больно.
Тимка посмотрела на заросший бурьяном двор. Большую часть территории оккупировала лебеда. Чуть поодаль, у самого дома, дружелюбно кивнули красные головки тюльпанов — плод стараний Колькиной бабушки.
Яська подставил налетевшему ветерку загорелый нос — в начале лета с ним так было всегда, как и с ушами. Волосы на макушке приятно зашевелились.
Тимка молчала.
— Вот я и остался, потому что мне стало жалко Светлану Александровну. А когда домой засобирался, понял, что в класс мне уже не пробраться — закрыто всё. И просить, чтобы дверь открыли некого. Уборщицы разошлись, учителя — и подавно, а сторожа нашего — Акимыча — вообще бесполезно о чём-то просить — он думает, что все мы, мальчишки, из одного теста слеплены: нам бы только, кого провести или чего «слямзить», что не так лежит.
Тимка кивнула:
— Вот и я о том же. А почему же ты не рассказал потом всё, как было?
— В смысле?
— Но ведь у тебя в свидетелях был взрослый человек. Разве Светлана Александровна не вступилась бы за тебя? Ведь, как я поняла из твоего рассказа, она очень хороший человек, иначе бы ты попросту не остался ей помогать. Разве не так? — Тимка загадочно улыбнулась и глянула на вконец смущённого Яську.
— Ну да… — Яська почесал заросшую макушку. — Хотя помогать, наверное, надо всем — не важно, нравится тебе человек или нет. А то сам окажешься ни чем не лучше самого отъявленного негодяя, — Яська вздохнул. — Понимаешь… я не знаю… Я не смог просто тогда во всём признаться.
Тимка одобрительно кивнула.
— Ясно. Значит, «пара»?
— «Пара». За невыученный урок, — кивнул в ответ Яська. — И дома нагоняй за то, что пропадал невесть где до самой ночи. А чуть рот откроешь — и впрямь сразу же: «не дерзи старшим, лучше умойся, иди».
— К сожалению, так в большинстве случаев и бывает: взрослый прав, чего бы он тебе не говорил и что бы ни делал. А ты, со своей никчёмной точкой зрения, должен тихо переминаться с ноги на ногу в сторонке и молчать, так как подходишь под определение «ребёнок». Вот так.
— Но почему именно так?!
Тимка пожала плечами.
— Знаешь, мне, порой, кажется…
— Что, кажется? — не удержался Яська.
Тимка вздрогнула. Испуганно огляделась по сторонам, словно опасаясь, что их кто-нибудь подслушает — даже в заросли крапивы заглянула и прошлась взором по поленнице: не лезет ли по ней Колька. Затем всё же обернулась к Яське и прошептала:
— Так и быть, скажу. Но только ты сперва поклянись, что никому ни-ни!
Яська сглотнул.
— Даже Кольке?
Тимка потупила взор, промолчала.
Яська всё понял без слов: при необходимости, Тимка сама всё расскажет Кольке — просто сейчас не время. Точнее, время признаться кому-то одному. Даже не время, а миг.
— Клянусь, — быстро кивнул Яська, подняв правую руку, попутно пытаясь не погрязнуть в синеве Тимкиного взгляда.
— Спасибо, — кивнула в ответ девочка и, собравшись с духом, выдала: — Мне кажется, что они нас боятся.
— Они? — Яська почувствовал, как по спине рассыпались холодные мурашки.
Тимка кивнула.
