И тогда мурашки поползли по ее спине, потому что снова враждебно скрипнула пружина – кто-то поднялся с дивана и шел сейчас сюда по коридору. И она закричала сорванным и низким голосом:
– Кто здесь?! – закричала, чтобы ее слышали все, и страх, терпеть который стало невозможно, заставил ее бежать туда, навстречу опасности, в западню, а может быть, навстречу гибели. Она только успела схватить в коридоре свою туфлю с острым каблуком – маленькая девочка с легкой туфлей в руке против целого мира. Как глупо. Ведь это просто ветер разбросал ее бумаги, ветер открыл форточку и в кухню влетел чудный апрельский день. Как глупо. И Ксения села на пол и расплакалась.
Когда вечером Ксения вернулась из института, Василий был уже дома. Она подумала, стоит ли ему что-нибудь говорить, но Василий был весел, расхаживал по кухне в одной рубахе, готовил себе яичницу и распевал песенку про то, как в гастрономе кончилось пиво. И Ксения решила его не беспокоить. Она переоделась, прошла в ванную, долго и тщательно мыла руки, разглядывая себя в зеркало. Две недели назад они несколько дней катались на лыжах в Домбае, но от горного загара и былой свежести ничего не осталось. На нее смотрело усталое осунувшееся лицо с большими синяками под глазами.
– «Что это со мной?» – подумала она и вдруг вслух сказала:
– Но я никогда не высиживала учебу задницей! Неужели диплом забирает столько сил? Тогда бы я чувствовала!
– Ты что-то говоришь? – спросил Василий.
– Нет, ничего, – она вошла на кухню, вытирая руки полотенцем, – просто мне показалось, что я стала плохо выглядеть.
– Глупости, ты прелесть. А если раскошелиться на пластическую операцию, сделать пару подтяжек, накачать парафином бюст и перестать чавкать за столом, то можно принимать участие в каком-нибудь конкурсе.
– «Мисс Привидение-90»! Только тогда тебе придется раскошелиться еще и на вставную челюсть…
– По-моему, ты слегка себя недооцениваешь. Будешь ужинать? Смотри, как аппетитно. Открываю кооперативный кабак «У журналиста», с какой-нибудь душещипательной легендой о молодом журналисте, павшем за перестройку, и теперь в виде призрака блуждающем среди гостей.
– С таким меню – прогоришь, – улыбнулась Ксения: на столе стояли лишь большая сковородка с яичницей и бутылка пива.
– Меню, кстати, составлю сам! И по божеским ценам. Предположим: «хлеб журналиста» – 50 копеек, на первое – «солянка журналиста» – 1 рубль, далее «жаркое журналиста в горшочке» – 2 рубля, и на холодную закуску я бы подал «яйцо журналиста под майонезом» – 26 копеек.
– Глупый ты мой дурачок, – засмеялась Ксения.
– А что, бывают умные дураки?
– Бывают, ох бывают…
– Твои резкие политические выпады приведут тебя когда-нибудь в Сибирь. «Умные дураки»… хм, это же прямо политическая прокламация, какой-то открытый призыв к бунту.
– А ты мой глупый дурачок. Вот, скажи, балда, где ты нашел ключи?
– Ключи? Что за ключи?.. От дома, что ли?! Представляешь, упали в корзину с мусором. Я прикуривал, а потом, наверное, положил на стол. Все обыскал. Хорошо, тетя Зина вернула, а то куковал бы на улице… Послушай, – он удивленно посмотрел на нее, – а ты про это откуда знаешь?
– Глупый дурачок, да еще память девичья. А ты мне разве не звонил?
– Звонил? Я?
– И не просил посмотреть ключи на столе? А? Звонил? Балда?
– Не звонил…
– Не звонил?! Осипшим голосом, весь в запарке… мои ключи!..
– Да не звонил я! Может, я схожу с ума, но я этого не помню.
Василий предупредил, что у него полно работы, и, когда Ксения вошла в большую комнату, он говорил по телефону. Перед ним на столе лежала кипа бумаг, портативная югославская печатная машинка, банка растворимого кофе из солнечной Бразилии и электрический самовар из города Тулы. И еще на столе была его любимая кружка, подаренная одним иностранным коллегой. Кружка из толстой пластмассы, могла служить термосом, вся была разрисована совокупляющимися зайцами. Зайцы имели рожи хулиганов и занимались своим распутством самым наглым образом, а Василий говорил по телефону:
– Ну и ловеласина же ты старая, а жене что скажешь? Коллегу едешь встречать? Ну ты даешь! Да, конечно, привози! Да ерунда, что в пять утра. Буди! Завтра ж суббота. Я вам в большой постелю. А, ей одной? Ну, добро… Ой, а это, Абдулла, ты брось, ну какая Страстная ночь? Слушай, все эти фантомы… Старик Прокопыч – классный музыкант, но у него на эту тему крыша едет. Спириты прямо… Да я тоже серьезно отношусь к таким вещам, но не в таком же проявлении. Ну и что?.. Что сегодня? Господи, да совпадение! Ну он точно сумасшедший. Ну, хорошо, ждем. Обнимаю, будь…
Василий посмотрел на Ксению и сказал:
– Звонил Абдулла, опять про привидения говорил… По-моему, ему просто неудобно было сразу к делу, – Василий ухмыльнулся. – К нему девушка приезжает. Из Севастополя. Ты ж его знаешь – он галантный. Оставил по пьяни прошлым летом свой телефон, а теперь – встречай.
– А везет ее, конечно, к нам?
– Да, ты уж постели, пожалуйста. Она ненадолго. Со среды он заказал ей гостиницу.
Когда Василий закончил работать, шел уже четвертый час утра. Он разделся, умылся, еще раз проверил входную дверь, – ключи с Ксениным брелоком при этом оставил в замке.
Затем Василий прошел на кухню и открыл стенной шкафчик. Вынул оттуда сверток, развернул его и некоторое время смотрел на новенькую деревянную ручку и на промасленное лезвие топора. Это было самое грозное оружие, имевшееся в доме.
«Надо будет навести его», – почему-то подумал Василий. Затем он прошел в спальню и спрятал топор под кроватью, у изголовья.
«Вот и я становлюсь сумасшедшим», – подумал он.
* * *В 4.45 утра Ксения проснулась от шума в голове и от того, что страшно болели виски. Она так и не поняла, бодрствовала ли она или это был все еще сон, потому что не могла пошевелиться: ее тело не подчинялось ей, а боль становилась нестерпимой.
«Наверное, мне все это снится, – подумала Ксения. – И эта страшная боль, и то, что я лежу, как парализованная… И то, что в спальню сейчас кто-то вошел и идет, неслышно ступая по ковру, к кровати».
Ксения подумала, что главное – не открывать глаза, и тогда, возможно, удастся этого избежать. Но глаза, наверное, открылись сами, и она увидела сначала в окне очень яркую и тревожную луну, а потом в бледно-зеленом, размазанном по комнате свете, она увидела, как в спальню вошла маленькая женщина в пальто и в платке или темной косынке. Женщина медленно прошла мимо их кровати и положила на журнальный столик что-то звенящее. Затем она повернулась и некоторое время смотрела на спящих, и Ксения увидела, что это была старуха, только лицо у нее было какое-то очень гладкое и белое, как будто сделанное из воска. Боги небесные! Как же тоскливо сделалось Ксении, а женщина повернулась и пошла обратно, к приоткрытой двери спальни, а Ксении показалось, что она прошептала:
