— Некоторое время, — продолжала Шарейн, — мы лежали во тьме, Зарпанит и я, а об Алусаре мы ничего не знали. Велик был грех этих двоих, и я разделяла его. Долго пришлось нам ждать решения своей судьбы. Я, как могла утешала ее — я ее любила и о себе не думала, а сердце ее готово было разбиться: она ведь ничего не знала о, нем, том, которого любила.
Потом настала ночь, когда за нами пришли жрецы. Они вытащили нас из темницы, и молча отвели к входу в Ду-Аззага, бриллиантовый зал, зал совета богов. Здесь были другие жрицы с Алусаром. Вход боязливо открыли и нас троих быстро втолкнули внутрь.
И тут я впервые упала духом, я испугалась и почувствовала, как рядом дрожит Зарпанит.
Потому что Ду-Аззага была полна светом, а на месте изображений богов были сами боги! Скрытые сверкающим облаком, бога глядели на нас. А на месте Нергала была тьма.
Из сияющего лазурного тумана перед алтарем Набу донесся голос повелителя мудрости.
— Велик твой грех, женщина, — произнес этот голос, — и твой, жрец, так велик, что обеспокоил даже нас, богов! Что вы можете сказать, прежде чем мы вас накажем?
Голос Набу звучал холодно и бесстрастно, как свет далеких звезд, — и все же в нем было понимание.
И тут вспыхнула моя любовь к Зарпанит, я ухватилась за нее, и она придала мне силы; я чувствовала, как распрямляется ее непокорная душа, любовь стала ее щитом. Она не ответила — только протянула руки к Алусару. И его любовь проявилась бесстрашно, как и ее. Он обнял ее.
Их губы встретились и боги-судьи были забыты!
Тогда снова заговорил Набу:
— В этих двоих пламя, которое никто, кроме Иштар, не может погасить; и вряд ли даже она сможет.
При этих словах Зарпанит отвела руки своего возлюбленного, подошла к сиянию, скрывавшему Иштар, поклонилась и обратилась к ней:
— Да, о мать, разве ты не мать огня, который мы зовем любовью? Разве не ты создала любовь и, как факел, утвердила ее над хаосом? И разве ты не знаешь, какова сила любви? Любовь, созданная тобой, пришла незваной в этот храм, в мое тело, которое было твоим и все еще им остается, хотя ты от него отказалась. Разве моя вина, что любовь оказалась такой сильной, что взломала двери твоего храма; разве моя вина, что любовь ослепила меня и дала видеть лишь того, на ком она сияет? Ты создательница любви, о Иштар, и если ты хотела, чтобы ее можно было победить, почему ты сделала ее такой могучей? И если любовь стала сильнее, чем ты ее создавала, можно ли винить нас, мужчин и женщин, если даже ты не можешь справиться с нею? И даже если любовь не сильней тебя, ты сделала ее сильней человека. Поэтому наказывай любовь, свое создание; а не нас, О, Иштар!
Молчание богов нарушил повелитель Набу:
— В ее словах правда. Огонь, который горит в них, известен тебе лучше, чем нам, о Иштар. Поэтому отвечать должна ты.
Из-за сверкающей вуали донесся голос богини, мягкий, но в то же время гневный:
— Если правда в том, что ты говоришь, Зарпанит, которую я некогда называла дочерью. Из-за этой правды я сдержу свой гнев. Ты спрашиваешь, сильнее ли любовь меня, ее создательницы? Мы узнаем это! Ты и твой возлюбленный будете жить в некоем месте, открытом только для вас. Вы вечно будете вместе. Вы сможете смотреть друг на друга, глаза ваши будут встречаться — но никогда руки и губы! Вы сможете говорить друг с другом — но никогда об этом пламени, называемом любовью! Ибо когда оно вспыхнет и повлечет вас друг к другу, я Иштар, вселюсь в тебя, Зарпанит, и вступлю с нею в бой! И это будет незнакомая тебе Иштар. Это будет та моя ипостась, которую люди называют Гневной, Уничтожительницей, — она овладеет тобой.
И так будет до тех пор, пока пламя ее в тебе не погаснет!
Голос Иштар смолк. Остальные боги сидели молча. Потом из тьмы алтаря Нергала донесся голос повелителя смерти:
— Так говоришь ты, Иштар! А я, Нергал, говорю тебе — я с этим человеком, моим жрецом. Не могу сказать, что я им недоволен: благодаря ему я так близко заглянул в твои глаза, о Мать Жизни! — Тьма задрожала от хохота. — Я буду с ним и встречусь с тобой, Иштар-Разрушительница! Да, с искусством, достойным твоего, и с силой, не меньшей, чем твоя, — я, а не ты, загашу это пламя. Потому что в моем жилище такого пламени нет — и я погашу его, чтобы моя тьма не испугалась, когда эти двое наконец попадут ко мне!
И снова хохот сотряс черное облако, а сияние, скрывавшее богиню, задрожало от ее гнева.
А мы трое слушали в отчаянии — наши несчастья усугублялись, когда мы снова слышали этот разговор Темного безрогого с Матерью неба.
Снова послышался голос Иштар, еще тише:
— Да будет так, Нергал!
Остальные боги продолжали молчать; и мне показалось, что за своими покровами они искоса смотрели друг на друга. Наконец послышался бесстрастный голос Набу:
— А как эта, другая женщина?..
Нетерпеливый ответ Иштар:
— Ее судьба будет связана с судьбой Зарпанит. Она будет в свите Зарпанит, там, куда она отправляется.
Снова голос Набу:
— Жрец Кланет — он свободен?
— Что? Разве у Алусара не будет своей свиты? — насмешливо спросил Нергал. — Нет, Кланет и другие будут с Алусаром.
И снова мне показалось, что боги поглядывают друг на друга; потом Набу спросил:
— Так ли, Иштар?
И Иштар ответила:
— Да будет так!
Ду-Аззага потемнела, мы были одни.
Проснувшись, мы оказались на этом корабле, в этом странном море, в странном мире, и все, что провозгласили боги в Ду-Аззаге, осуществилось. С Зарпанит и мною были пять храмовых девушек, которых она любила. А с Алусаром был Кланет и свора черных жрецов. У нас были гребцы, крепкие храмовые рабы, — по двое на каждое весло. Корабль был прекрасен, и боги позаботились, чтобы в нем было все необходимое для плавания.
На мгновение в ее глазах вспыхнуло пламя гнева.
— Да, — сказала она, — добрые боги устроили нас удобно — и спустили этот корабль в странное море этого странною мира в качестве поля битвы любви и ненависти, как арену, на которой сражаются Гневная Иштар и Темный Нергал, как камеру пыток для своих любимых жрицы и жреца.
Зарпанит проснулась в этой каюте — с именем Алусара на устах. Она выбежала из двери, а из черной каюты, призывая ее, вышел Алусар. Я видела, как она добежала до линии, разделяющей корабль, там, где встречаются белая и черная палубы, — и вот ее отбросило назад, как чьими-то руками. Потому что там барьер, вестник, барьер, созданный богами, и никто из нас на корабле не может преодолеть этот барьер. Но ведь тогда мы ничего не знали об этом. И Алусар тоже был отброшен назад.
И вот, когда они встали, протягивая друг другу руки, пытаясь коснуться друг друга, в Зарпанит вселилась Иштар, Гневная Иштар, Иштар-Разрушительница, а вокруг Алусара собралось темное облако и скрыло его. А когда оно рассеялось, вместо лица Алусара смотрело лицо Нергала, повелителя смерти!
