– Кстати, ничего не известно? Как она сегодня? – только сейчас поинтересовался я.
– Когда вернемся из школы, позвоню на работу Ольге Николаевне, – сказала Жанна. – Она собиралась днем съездить в больницу и попытаться пройти к матери. Или хотя бы увидеться с лечащим врачом.
В половине девятого утра деревня Серебряные Пруды оказалась столь же безлюдной, сколь и вчера вечером. На первый взгляд могло показаться, будто людей отсюда давным-давно выселили. Лишь дым, валивший из печных труб, свидетельствовал, что какая-то жизнь здесь все-таки теплится.
Миновав длинную улицу и свернув в переулок, мы подошли к калитке Пелагеи. Я протянул руку, чтобы толкнуть ее, но невольно попятился назад и едва не сшиб с ног стоявшую позади Жанну.
– Спятил? – вскрикнула она.
– По-моему, да. Погляди, – указал я на почерневшие деревянные столбы по обе стороны от калитки. – Ты что-нибудь видишь?
Едва посмотрев, Жанна охнула и начала оседать в сугроб. Оба столба увенчивались совершенно одинаковыми головами Толяна, правда, на сей раз без шапочек. Головы в упор взирали одна на меня, вторая – на Жанну.
– С-слушай, – заикаясь, произнес я, – как же мы вчера-то не заметили?
– Н-наверное, т-темно б-было, – в свою очередь начала заикаться Жанна.
Губы обоих Волобуевых скривились в скорбных усмешках. Сразу в четырех глазах мелькнула тоска.
– Федя, – вцепившись мне в руку, поднялась из сугроба Жанна, – а тебе не кажется, что их слишком много.
– Кого? – мало соображал сейчас я.
– Т-толянов, – очень тихо проговорила она.
– Кажется, – словно загипнотизированный, переводил я взгляд с одной головы Толяна на другую. – Кажется, Жанна, мы с тобой чокнулись. И, что характерно, вместе и одинаково.
– Ребята, чего застряли? – донеслось со стороны дома. – Калитку заело? Так дерните посильней.
На крыльце стояла «бабка» Пелагея. Я дернул калитку. Она с жалобным скрипом открылась. Взгляд мой упал на один из столбов. Лица Толяна там больше не было. Столб увенчивал самый заурядный, да к тому же еще и потрескавшийся, деревянный шар. Я посмотрел на второй столб. Ровно то же самое.
– Федор, лица исчезли, – прошептала мне прямо в ухо Жанна.
– Вижу, – едва слышно откликнулся я.
– Ну а теперь чего вы стоите? – снова поторопила нас Пелагея.
Мы на ватных ногах медленно двинулись к избе.
– Совсем заморозить меня решили, – пропуская нас в дом, проворчала хозяйка.
– Мя-яу, – мрачно раздалось из комнаты.
Рыжий бандит Барсик гордо возлежал посредине стола и с презрением поглядывал на нас единственным прищуренным глазом. В жизни еще не видел такого наглого и надменного кота.
Пока мы с Жанной раздевались, Барсик не сводил с нас пристального взгляда. У меня лично не оставалось сомнений: сделай мы что-нибудь не то, и он мигом покажет нам, где мышки зимуют.
– Принесли? – спросила Пелагея.
– Да.
Опасливо поглядывая на Барсика, Жанна поставила сумку на самый краешек стола и достала оттуда расческу, книгу и мешочек с пылью.
– Я, правда, не знаю, хватит ли пыли, – виновато произнесла она. – Понимаете, ее в углах оказалось очень мало.
– Лучше мало, чем ничего, – взяла мешочек Пелагея. – А книга зачем?
– Мамина любимая, – пояснила Жанна. – Вы сами просили. Она все время ее перечитывает. Или вам не годится?
– Сойдет, – едва заметно улыбнулась Пелагея. – Просто обычно приносят не книги, а какие-нибудь платочки, колечки, цепочки, ну, и все в таком роде. Один раз даже принесли зажигалку. Из чистого золота.
– Ясно, – кивнула Жанна. – Главное, что вам эта книга подходит.
Колдунья перевела взгляд на меня:
– Ну, Федор, бери фонарик и дуй за водой.
Под неусыпным взглядом Барсика я включил фонарик и вышел в темные даже утром сени. Отодвинув фанерку, я с замиранием сердца посветил фонариком в бочку, ибо уже боялся, что и оттуда высунется лицо Волобуя. Однако, к немалому моему облегчению, в бочке не оказалось ничего, кроме воды. И я на сей раз безо всяких приключений доставил ее Пелагее.
– Теперь возьми табуретку и сядь рядом с буфетом, – распорядилась она.
Я поторопился исполнить ее приказ.
– Сиди тихо, – она не сводила с меня очень строгого взгляда, и серые ее глаза вновь начали мало-помалу темнеть. – Помалкивай. Что бы тебе ни показалось, не вздумай задавать вопросы и не двигайся. Иначе может случиться большая беда.
– Хорошо, – сказал я.
Барсика уже не было на столе. И вообще нигде в комнате. Видимо, пока я набирал воду, он удалился по каким-то своим неотложным делам.
А может, и по поручению Пелагеи. Во всяком случае, окажись это так, я ничуть бы не удивился, Жанна, как и вчера, сидела на лавке прямо напротив Пелагеи. Та потянулась за книгой Юлии Павловны и, придвинув ее к себе, начала с задумчивым видом перелистывать страницы. Это меня удивило. Ведь книга была на французском языке. И так как колдунья вроде еще не начинала работать, мне показалось вполне позволительным задать вопрос:
– Пелагея, вы разве французский знаете?
– Мя-яу! – раздался сердитый вопль с буфета.
Пелагея резко повернулась ко мне. Глаза ее горели яростным темным пламенем.
– Молчи, – низким утробным голосом произнесла она, и какая-то неведомая сила вжала меня в стену. Я словно окаменел. Из всех способностей, свойственных человеку, у меня остались лично две. Я еще мог видеть и слышать. А вот двинуться или что-то произнести стало для меня вдруг совершенно непосильной задачей.
Рыжий бандит, еще раз угрожающе промяукав где-то над моей головой, умолк. Жанна неподвижно сидела на лавке. Пелагея долистала сборник французской поэзии до конца и, захлопнув книгу, отодвинула ее в сторону.
– Понятно, понятно. Сейчас, сейчас.
Поднявшись на ноги, Пелагея направилась в мою сторону. Обладай я еще способностью двигаться, наверняка бы опрометью кинулся вон из ее жуткого дома. Но об этом следовало подумать раньше. Проклятая колдунья превратила меня в нечто, похожее на истукана, и теперь я лишь с ужасом ждал, что последует дальше.
Пелагея подошла к буфету. Я уже мысленно прощался с жизнью и проклинал на чем свет стоит Ольгу Николаевну, уговорившую нас пойти сюда, когда «бабка», взглянув на меня, строго бросила: «Цыц!» – и принялась рыться в ящиках.
На сей раз приготовления заняли куда больше времени, чем вчера. Пелагея долго сыпала в ступку что-то из разных мешочков. Наконец, составив смесь, она протянула ступку Жанне:
– Толки, и как следует.
Жанна покорно заработала пестиком. Пелагея тем временем переместилась к печке, погремела заслонками и набрала полный совок золы. Бережно неся его перед собой, она вновь подошла к столу и ссыпала часть золы с совка в деревянную миску. Остальная зола полетела в ведро, стоявшее возле печи.
