— Простите за бестактность, но вы, сударыня, де-факто имеете возраст в две с половиной сотни лет. Я не могу заставить себя обращаться к вам в иной форме. Еще раз извините.
Покрытый ослепительно белой скатертью стол был сервирован скромно, но со вкусом — приборы, тарелки, несколько соусников, блюда с кушаньями, кувшины с вином и традиционная мензурка спирта. Ради гостьи нарук распорядился вновь включить электрическую лампочку, облачился в белый лабораторный халат и шапочку. Тамара поняла, что это что-то вроде парадной мантии верховного итера.
В комнату вошли и присели у стены на низкую скамеечку двое молодых итеров с большими звонниками в руках. В унисон перебирая струны, они запели тихими, печальными голосами:
Ветер ли старое имя развеял…
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали,
Не разглядишь меня, не разглядишь меня…
Друг мой, прощай!
Тамара удивленно посмотрела на нарука:
— Рабиндранат Тагор?
Стило Трошсын только улыбнулся в ответ, а музыканты вели песню дальше:
Я уплываю, и время несет меня с края на край,
С берега к берегу, с отмели к отмели.
Друг мой, прощай,
Знаю: когда-нибудь
С дальнего берега, с дальнего прошлого
Ветер весенний ночной
Принесет тебе вздох от меня…
Ты погляди, ты погляди, ты погляди,
Не осталось ли что-нибудь после меня…
В полночь забвенья на поздней окраине
Жизни твоей.
Песня оборвалась.
— Там еще дальше есть, — подсказала Тамара, но музыканты непонимающе развели руками, и тогда девушка пропела как как помнила с детства, когда впервые увидела «Вам и не снилось».
Ты погляди без отчаянья,
Ты погляди без отчаянья.
Вспыхнет ли, примет ли облик безвестного
Образа, будто случайного.
Это не сон, это не сон,
Это вся правда моя, это истина!
Смерть побеждающий вечный закон:
Это любовь моя, это любовь моя…
За столом гостье прислуживали двое менесов. Один стоял рядом, другой — за спиной. Ужин протекал в режиме полной опеки.
— А вот попробуйте паштет из печени ревуна, — вкрадчиво звучал из-за спины голос первого менеса. Второй тут же намазывал кусочек лепешки чем-то темным, клал на край тарелки.
— А вот рекомендую зубиные ножки в соусе из побегов пальчатки. — На тарелке появлялись скрюченные лапы какой-то птицы щедро заляпанные оранжевой кашицей соуса.
— А вот, извольте, картофель, жаренный в солнечниковом масле…
— Спасибо! — решительно оборвала этот, судя по всему, бесконечный гастрономический обзор Тамара. — Я пока остановлюсь на картошке. Вы свободны.
Менесы отошли в сторону, но, судя по выражениям их лиц, они были готовы в любой момент вернуться к своим обязанностям.
Нарук за трапезой обходился без посторонней помощи. Он украсил свою тарелку весьма скромной кучкой салата, отломил кусочек лепешки, положил в рот и выжидательно посмотрел на Тамару. Она же сражалась с жареным картофелем, ничего общего с привычной картошкой фри не имеющим. Коричневые, искривленные стружки, лежащие перед ней на тарелке, оказались вдобавок с неприятно-земляным привкусом и были весьма жесткими. Собрав всю волю в кулак, Тамара прожевала хрустящую «картошку», проглотила, потянулась к стеклянному бокалу — запить. Менесы тут же сорвались с места.
— Осмелюсь предложить вам дивное вино, присылаемое в нашу лабу коллегами из-за Опоясного камня… — зажурчал в ушах приторный голос.
— Лейте! — простонала Тамара. Вино оказалось ягодным, крепким, но вполне пригодным для питья. Осушив бокал, девушка почувствовала легкий звон вушах. «Пожалуй, надо поаккуратнее с алкоголем», — подумала она и поймала на себе внимательный взгляд нарука. «А ведь он позвал меня не просто из вежливости, не для того, чтобы угодить редкой гостье, — вдруг поняла Тамара. — Будет разговор. Ему еще что-то нужно узнать. Или понять? Или и то и другое сразу?»
— Довольны ли вы нашим скромным угощением? — натянуто улыбнулся верховный итер.
— О, вполне! — Тамара помахала в воздухе пальчиками. — И в особенности сервисом. Все просто на высшем уровне.
— Рад угодить. — Нарук склонил голову. — Вдвойне рад, что вы. как человек из просвещенного общества, оценили наш скромный уровень…
«Он все не решается начать. — Тамара нахмурилась. — Будет-ли этично, если я первой… Нет, не будет. Спугну. Придется ждать. Впрочем, есть же беспроигрышный вариант».
— Я обратила внимание, как изменился за эти годы климат, — осторожно проговорила девушка, внимательно следя за выражением лица собеседника. — И здесь, видимо, сыграли свою роль не только последствия ядерного катаклизма…
— Да, конечно, — с видимым облегчением закивал нарук. — На нашу погоду оказывает влияние содеянное тем, кого именуют Всеблагим Отцом. Едва он создал постоянные воздушные потоки, влекущие коней по путеводным пустошам, передвижение масс воздуха кардинально поменялось. Ну, а кроме того, полностью растаявшие льды на севере более не охлаждают полярные регионы. В общем и целом можно сказать, что климат у нас предсказуемый. Он хорошо подходит для сельского хозяйства и комфортной жизни людей. Но такова погода только в тех областях, что лежат поддланью Человека-Без-Имени. Европа завалена снегом. Центральную Азию сжигает яростный зной, в местности, когда-то именовавшейся Сибирью, все объято туманами, постоянно льют дожди, и люди там живут только на возвышенных участках. О том, что происходит южнее, у нас имеются лишь отрывочные и весьма противоречивые сведения. Мы практически ничего не знаем об Африке, не имеем никаких данных и об Америке…
— А Австралия? — спросила Тамара.
— Австралия? — поднял бровь нарук. — Вы имеете в виду огромный континент, лежащий на крайнем юге?
— Нет, на крайнем юге — это Антарктида, я же рассказывала. А Австралия — огромный остров, приравненный по статусу к континентам. Он находится между Тихим и Индийским океанами, южнее Индонезии и Папуа-Новой Гвинеи…
— Никогда не слышал этих названий, — печально опустил глаза Нарук. — Да-а-а, как изменился мир… А ведь виной всему — слепая случайность! Глупая, безмозглая даже не сущность, а некое… некий Процесс, да, процесс, природный механизм, как именовал его некий мудрец Дидро. Я говорю о судьбе.
— О судьбе?
— Да, да. — В голосе верховного итера послышалось раздражение. — Судьба, фатум, рок, провидение — не поддающаяся никакому анализу и не имеющая четкого определения вещь. Вот, извольте, я специально выписал…
