– Потом он позволил ей взять пару этих гребаных печений, и напряжение рассеялось, – добавил Том. – Частички пепла перестали кружить по пепельнице, ключи перестали звякать, воздух стал прежним, – он посмотрел на Клая в ожидании подтверждения. Клай кивнул.
– Почему вы не рассказали нам этого раньше? – спросила Алиса.
– Потому что это ничего бы не изменило, – ответил Клай. – Мы в любом случае сожгли бы это гнездо.
– Да, – кивнул Том.
– Вы думаете, что мобилопсихи превращаются в псиоников? – неожиданно спросил Джордан.
– Я не знаю, что означает это слово, Джордан, – признался Том.
– Во-первых, это люди, которые могут передвигать предметы, подумав об этом, или случайно, когда эмоции выходят из-под контроля. Только такие способности псиоников, как телекинез и левитация…
– Левитация? – чуть ли не рявкнула Алиса.
Джордан не обратил внимания на ее вопрос.
– …всего лишь ветви. А ствол псионического дерева – телепатия, и этого вы боитесь, не так ли? Телепатии?
Пальцы Тома прошлись по тому месту над верхней губой, где были усы, а теперь осталась только покрасневшая кожа.
– Ну, такая мысль приходила мне в голову, – он помолчал. – Может, в этом что-то есть. Не знаю.
Джордан проигнорировал и эти реплики.
– Допустим, они изменяются. Становятся настоящими телепатами, не просто зомби со стадным инстинктом. И что из этого следует? Стадо Гейтенской академии мертво, и все они умерли, не зная, кто их сжег, потому что умерли они в том состоянии, которое заменяет им сон. А следовательно, если вы тревожитесь из-за того, что они могли телепатически передать ваши имена и описания себе подобным в окрестные штаты Новой Англии, то можете расслабиться.
– Джордан… – начал директор. Он все еще тер бок.
– Сэр? С вами все в порядке?
– Да. Принеси мой «зантак»[95] из ванной, хорошо? И минеральной воды. Хороший мальчик.
Джордан поспешил к двери.
– Не язва, сэр? – спросил Том.
– Нет, – ответил директор. – Стресс. Давний… нельзя сказать друг… знакомец?
– С сердцем у вас все нормально? – понизив голос, спросила Алиса.
– Полагаю, что да, – ответил директор, продемонстрировав зубы в беззаботной улыбке. – Если «зантак» не поможет, возможно, придется задуматься и о сердце… но пока «зантак» всегда помогал, а кому нужны лишние хлопоты, если и без них забот хватает. Спасибо, Джордан.
– Всегда рад помочь, сэр, – мальчик с всегдашней улыбкой протянул ему стакан с водой и таблетку.
– Я думаю, тебе лучше уйти с ними, – сказал Ардей, проглотив таблетку.
– Сэр, при всем уважении к вам, скажу лишь, что вы не можете этого знать, никоим образом.
Директор вопросительно глянул на Тома и Клая. Том поднял руки. Клай пожал плечами. Он мог высказать вслух все, что чувствовал, озвучить мысль, которую они и так знали: «Мы допустили ошибку, а оставаясь здесь, усугубляем ее», – но не видел в этом смысла. На лице Джордана читалось упрямство, под которым прятался смертельный страх. Переубедить его не представлялось возможным. Кроме того, вновь наступил день. А дни принадлежали им.
Он взъерошил Джордану волосы.
– Если ты так говоришь, Джордан, я пойду подремлю часок-другой.
На лице Джордана отразилось облегчение.
– Хорошая идея, сэр. Думаю, я последую вашему примеру.
– А я перед сном выпью кружку всемирно известного чуть теплого какао Читэм-Лодж, – сказал Том. – А потом, скорее всего, сбрею то, что осталось от моих усов. Стенания и вопли, которые вы услышите, будут моими.
– Могу я посмотреть? – спросила Алиса. – Всегда мечтала увидеть, как стенает и вопит взрослый мужчина.
Клай и Том делили маленькую спальню на третьем этаже. Алисе выделили единственную оставшуюся на втором. Когда Клай снимал кроссовки, в дверь тихонько постучали, и в спальню, не дожидаясь ответа, вошел директор. На скулах горели два пятна румянца, но в остальном лицо было мертвенно-бледным.
– Вы в порядке? – Клай встал. – Все-таки сердце, не так ли?
– Я рад, что вы задали этот вопрос, – ответил директор. – У меня не было уверенности, что посаженное мною зернышко дало всходы, но, похоже, дало, – он обернулся, посмотрел в коридор, потом прикрыл дверь набалдашником трости. – Слушайте внимательно, мистер Ридделл… Клай… и не задавайте вопросов, если только не сочтете, что без них совершенно невозможно обойтись. Я собираюсь сделать так, чтобы во второй половине этого дня или ранним вечером меня нашли мертвым в постели, и вы скажете, что, разумеется, у меня не выдержало сердце, а причиной стало то, что мы сделали прошлой ночью. Вы понимаете?
Клай кивнул. Он понимал, но сдержал протесты, готовые сорваться с кончика языка. Они были бы уместны в прежнем мире, но не в этом. Он знал, почему директор предлагал то, что предлагал.
– Если Джордан заподозрит, что я покончил с собой, чтобы освободить его от священной обязанности, как он, с присущей мальчишкам восторженностью, себе это представляет, он тоже может наложить на себя руки. Или, по меньшей мере, впадет, как говорили взрослые в моем детстве, в черную тоску. Он будет глубоко скорбеть обо мне, но это допустимо. А вот убежденность в том, что я покончил жизнь самоубийством, не позволит ему покинуть Гейтен. Вы это понимаете?
– Да, – кивнул Клай, потом добавил. – Сэр, подождите еще один день. То, о чем вы думаете… может, без этого можно обойтись. Может, нам удастся выпутаться, – он в это не верил, да и в любом случае Ардей собирался осуществить задуманное, эта решимость читалась в осунувшемся лице директора, плотно сжатых губах, блеске глаз. И попытался еще раз. – Подождите еще день. Может, никто и не придет.
– Вы слышали эти крики, – ответил директор. – Это была ярость. Они придут.
– Возможно, но…
Директор поднял трость, останавливая его.
– А если они придут, если они могут читать как наши мысли, так и друг друга, что они прочтут в ваших, если еще будет что читать?
Клай не ответил, лишь не сводил глаз с лица директора.
– Даже если они не могут читать мысли, что вы предлагаете? – продолжил директор. – Оставаться здесь, день за днем, неделю за неделей? Пока я не умру от старости? Мой отец прожил девяносто семь лет. А у вас жена и ребенок.
– С моей женой и ребенком или все в порядке, или нет. На этот счет я все для себя решил.
Он, конечно, солгал, и, возможно, Ардей понял это по лицу Клая, потому что улыбнулся.
– И вы верите, что ваш сын тоже все для себя решил, не зная, жив ли его отец, умер или сошел с ума? По прошествии одной недели?
– Это удар ниже пояса, – голос Клая дрогнул.
– Правда? Я не знал, что у нас поединок. В любом случае, рефери нет. Нет никого, кроме нас, петушков, – директор коротко глянул на закрытую дверь, вновь перевел взгляд на Клая. – Уравнение очень простое. Вы не можете остаться, а я не могу уйти. И будет лучше, если Джордан уйдет с вами.
