Клаю хотелось расшибить ему голову. А также обнять и поцеловать, только за то, что он по-прежнему жив.
– Я хочу вернуться в Лодж, – страх явственно слышался в голосе Джордана.
– Действительно, давайте отойдем на безопасное расстояние, – согласился директор. Его трясло, он не отрывал глаз от адского пламени, бушующего за аркой и трибунами. – Слава Богу, ветер дует в сторону Академического склона.
– Вы можете идти, сэр? – спросил Том.
– Благодарю вас, да. Если Джордан мне поможет, я уверен, что до Лодж дойти смогу.
– Мы их сделали, – Алиса рассеянно скидывала с лица мелкие ошметки плоти, оставляя пятна крови. А ее глаза… такие глаза Клай видел только на нескольких фотографиях и в комиксах 1950-х и 1960-х годов. Он помнил, как еще очень молодым поехал на конгресс карикатуристов и слушал рассказ Уоллеса Вуда[94] о попытках нарисовать, как он это называл, «Глаза паники». Теперь Клай видел эти самые глаза на лице пятнадцатилетней школьницы из пригорода Бостона. – Алиса, пошли, – позвал он ее. – Мы должны вернуться в Лодж и собрать вещи. Нам нужно выметаться отсюда, – как только эти слова слетели с его губ, ему пришлось повторить их вновь, и услышать, есть ли в них толика правды. Во второй раз они прозвучали для него не только правдиво. Он услышал в них и страх.
А вот до ее ушей слова эти, возможно, и не долетели. Она радовалась. Торжествовала. Напитывалась триумфом до тошноты, как ребенок в Хэллоуин набивается полученными сладостями по пути домой.
Том схватил Клая за руку. Она заболела, как при ожоге.
– Что с тобой?
– Я думаю, мы допустили ошибку, – ответил Клай.
– То же самое, что и на заправочной станции? – спросил Том. За перекошенными очками глаза не улыбались. – Когда мужчина и женщина сцепились из-за чертовых «туин…»
– Нет, просто я думаю, что мы допустили ошибку, – ответил Клай. Хотя мог выразиться и более определенно. Он знал, что они допустили ошибку. – Пошли. Мы должны уйти этой ночью.
– Если ты так считаешь, у меня возражений нет, – кивнул Том. – Пошли, Алиса.
Вместе с ними она пошла по дорожке, которая вела к Читэм-Лодж, где они оставили пару горящих газовых фонарей на подоконнике большого панорамного окна, потом обернулась, чтобы еще раз взглянуть на футбольное поле. Ложа для прессы уже горела, вместе с трибунами. Звезды над полем исчезли, луна превратилась в призрака, отплясывающего джигу в горячем мареве над огромной газовой горелкой.
– Они мертвы, они ушли, поджарились до хруста, – сказала она. – Сгорели, бэби, сго…
И тут раздался крик, только теперь донесся он не из Гленс-Фоллс и не Литтлтона, расположенных в десяти милях от Гейтена. Источник его находился на футбольном поле у них за спинами. В крике не слышалось ни злобы, ни гнева, то был крик агонии, крик чего-то (единого существа, и при этом разумного, Клай в этом не сомневался), проснувшегося и обнаружившего, что сгорает заживо.
Алиса завизжала, закрыла уши руками, ее выпученные глаза не отрывались от пламени.
– Все нужно вернуть назад, – Джордан схватил директора за руку. – Сэр, мы должны все вернуть.
– Слишком поздно, Джордан, – ответил ему Ардей.
Рюкзаки заметно раздулись, когда часом позже они поставили их у входной двери Читэм-Лодж. В каждом лежали по две чистых рубашки, пакетики со смесью сухофруктов и орехов, с соком, копченые колбаски, забранные в целлофан, а также батарейки и запасные фонари. Клай убедил Тома и Алису как можно быстрее собрать вещи, и теперь сам то и дело забегал в гостиную, чтобы посмотреть в окно.
Газовый факел наконец-то начал терять мощь, но по-прежнему полыхали трибуны и ложа для прессы. Занялась Арка Тонни и светилась в ночи, как подкова в горне кузницы. На футбольном поле ничего живого остаться не могло (в этом Алиса была права), но дважды после возвращения в Лодж (директора шатало, как старого забулдыгу, несмотря на все их старания поддержать его) они слышали этот жуткий крик, который доносил ветер от других стад. Клай говорил себе, что не слышал злости в этих криках, это всего лишь его воображение (воображение, испытывающее чувство вины, воображение убийцы, воображение массового убийцы), но полностью поверить в это не мог.
Они допустили ошибку, но разве могли поступить иначе? Он и Том прошлым днем почувствовали, как мобилопсихи набирают силу, увидели проявление этой силы, а ведь их было лишь двое, только двое. Разве они могли бездействовать? Позволить им и дальше набираться сил?
– Что-то делать – плохо, ничего не делать – тоже плохо, – пробормотал он себе под нос и отвернулся от окна. Он даже не знал, сколь долго смотрел на горящий стадион, и подавлял желание взглянуть на часы. Сдаться крысе-панике так легко, он уже практически к этому подошел, но, если бы он сдался, она быстро набросилась бы и на остальных. Прежде всего, на Алису. Алисе пока удавалось сохранять контроль над собой, но она балансировала на грани его потери. На грани очень тонкой. «Такой тонкой, что через нее можно читать газету», – могла бы сказать его играющая в «Бинго» мать. Сама будучи ребенком, Алиса держалась прежде всего ради другого ребенка, чтобы тот не впал в отчаяние.
Другой ребенок. Джордан.
Клай поспешил в холл, заметил, что у двери по-прежнему нет четвертого рюкзака, и увидел спускающегося по лестнице Тома. Одного.
– Где наш мальчик? – спросил Клай. Уши у него начали прочищаться, но даже собственный голос пока доносился издалека, как голос другого человека. И он подозревал, что с этим ему придется жить какое-то время. – Ты вроде бы собирался помочь ему сложить вещи… Ардей говорил, что он принес из общежития походный мешок…
– Он не пойдет, – Том потер щеку. Выглядел он усталым, грустным, рассеянным. А еще, учитывая, что от усов осталась только половина, и смешным.
– Что?
– Убавь громкость, Клай. Я не создаю новости, только их докладываю.
– Тогда, ради Бога, скажи, о чем ты говоришь?
– Он не пойдет без директора. Он сказал: «Вы меня не заставите». И, если ты серьезно думаешь о том, что уйти мы должны сегодня, я полагаю, он прав.
Алиса появилась из кухни. Она умылась, завязала волосы на затылке, надела новую рубашку, почти до колен, кожа у нее блестела от ожога. Клай полагал, что точно также блестит кожа и у него. Наверное, им еще повезло, что обошлось без пузырей.
– Алиса, – Клай повернулся к девушке, – мне нужно, чтобы ты пустила в ход свои женские чары и уговорила Джордана. Он упрямится…
Она проскочила мимо него, словно он обращался не к ней. Упала на колени рядом со своим рюкзаком, раскрыла, начала лихорадочно в нем рыться. Он в недоумении наблюдал, как она выбрасывает из рюкзака вещи. Посмотрел на Тома, увидел на его лице понимание и сочувствие.
