До сей поры Билл мог преграждать им путь к этой цели. Но послезавтра все переменится. Старшая медсестра из дневной смены сообщила ему, что утром второго января будет получено судебное постановление по передаче Дэнни под государственную опеку, которое предоставит больнице все законные права на его содержание. У больницы будет карт-бланш; доктора смогут экспериментировать над ним сколько душе угодно. Он станет предметом клинических конференций; они будут приводить сюда всех и показывать — вот мальчик, который должен быть мертв. А что они сделают, когда Дэнни умрет наконец? Когда это будет? Через пять лет? Через десять? Через пятьдесят? Билл представил, как Дэнни законсервируют и выставят в витрине, где новые и новые поколения едва оперившихся врачей будут разглядывать его незаживающие раны. А может, откроют его останки для всеобщего обозрения, наподобие «человека-слона».
Гм-гм. Нет, пока Биллу есть что сказать по этому поводу.
Весть о судебном постановлении подтолкнула его к решению. Немыслимое становилось неизбежным.
Сестры за рабочими столиками педиатрического отделения приветственно помахивали руками, когда Билл проходил мимо. Он отвечал на приветствия, потом остановился.
— А где все?
— Сегодня облегченная смена, — объяснила Филлис, старшая медсестра в смене с трех до одиннадцати. — Обождите, пока не увидите смену с одиннадцати до семи — один костяк. Все желают праздновать.
Билл обрадовался, услышав это. Он этого ждал, но с удовлетворением получил подтверждение.
— Понятно. Сегодня кругом суета.
Ее праздничное настроение, отражавшееся на лице, отчасти померкло.
— А вы? Мы все собираемся у Мерфи после смены. Если хотите…
— Спасибо, нет. Я останусь здесь.
Он постоял и поговорил бы подольше, но не стоило рисковать. Телефонные звонки раздавались теперь чаще. Стоило ему провести больше пяти минут на расстоянии в десять шагов от телефона, как заводился этот потусторонний звонок… и этот испуганный голосок… голосок Дэнни.
Он пошел дальше по коридору и обнаружил Ника, который сидел у двери палаты Дэнни и читал один из своих научных журналов. Он поднял глаза на подошедшего Билла.
—Ну, что? — спросил Билл.
Он знал ответ, но все равно спрашивал.
— Ничего, — отвечал Ник.
— Спасибо, что подменил меня, Ник.
Ник покосился на Билла.
— Вы должны были быть дома и спать. Были?
— Пытался. — Он надеялся избежать лжи, отделываясь односложными замечаниями.
— Вы выглядите еще больше уставшим, чем были, когда уходили.
— Мне не удалось как следует выспаться. — Это была не ложь.
— Может, вам надо принять снотворное или что-нибудь в этом роде, Билл? Вы совсем расклеитесь, если так будет продолжаться.
— «Я пытаюсь разгадать тайну, даже когда мы разговариваем».
— Со мной все будет в порядке.
— Я в этом совсем не уверен.
— Уверяю тебя. А теперь иди. Я заступаю на дежурство.
Ник встал и пристально посмотрел на Билла.
— Что-то происходит, о чем вы мне не рассказываете.
Билл выдавил из себя смешок.
— Ты становишься параноиком. Отправляйся сегодня на вечеринку на свой физический факультет и повеселись как следует. — Он протянул руку. — Счастливого Нового года, Ник.
Ник пожал ему руку и не выпустил.
— Для вас это был адский год, Билл, — мягко сказал он. — Сначала родители, потом Дэнни. Но вам надо усвоить, что хуже уже не будет. Следующий год будет лучше. Помните об этом сегодня ночью.
У Билла сжалось горло, и он не смог ничего вымолвить. Он обхватил Ника руками, приник к нему, подавляя рвущиеся из груди рыдания. Он хотел выплеснуть все, выплакать всю свою боль, страх, убийственное одиночество на плече молодого человека. Но не мог этого сделать. Такая роскошь не для него. Он — священник. Это на его плече должны плакать люди.
«Держись!»
Он отстранился и посмотрел на Ника, может быть, в последний раз. Они многое пережили вместе. Он практически вырастил его. Он видел, что глаза юноши увлажнились. Может, он знает?
— Счастливого Нового года, мальчик. Я горжусь тобой.
— А я горжусь вами, отец Билл. Следующий год будет лучше. Поверьте.
Билл только кивнул. Он даже не попытался сказать вслух, что верит в эту ложь.
Он посмотрел, как Ник уходит по коридору, потом повернулся к двери Дэнни. Помедлил, как всегда, как любой кто собирается переступить порог ада, и произнес заключительную молитву.
«Не заставляй меня делать это, Господи. Не проси меня делать это. Возьми это дело в Свои руки. Исцели мальчика или возьми его. Сжалься над нами обоими. Пожалуйста».
Но когда он толкнул дверь, то услышал хриплые свистящие стоны и нашел Дэнни по-прежнему корчащимся на постели.
Закрыв дверь за собой, Билл позволил вырваться рыданию. Один раз. Потом прислонился к стене и крепко зажмурился. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда-либо, — одиноким в палате, одиноким в городе, одиноким в космосе. И не видел другого выхода, кроме одного — пройти через то, что он планировал целый день.
Он подошел к постели, взглянул на худенькое, искаженное, смертельно бледное личико Дэнни. На мгновение полные муки глаза мальчика прояснились, и Билл увидел промелькнувшую в них безнадежную мольбу о помощи. Он сжал тонкую маленькую ручку.
— Ладно, Дэнни. Я обещал помочь тебе и помогу. — Кажется, больше никто не мог или не хотел этого сделать — ни врачи, ни сам Бог. Так что все ложится на Билла. — Теперь остались лишь ты да я, малыш. Я тебе помогу.
* * *
Билл терпеливо дождался конца смены, когда сестры перед уходом быстро заглядывали к каждому пациенту, передавая их следующей бригаде. Доклады о состоянии больных были сделаны быстрее обычного, и с пожеланиями счастливого Нового года всем и каждому смена, работавшая с трех до одиннадцати, в рекордное время покинула здание. Для них наступил праздник.
Билл коротко переговорил с Беверли, старшей сестрой смены с одиннадцати до семи, когда она при первом своем обходе проверяла бесполезные системы жизнеобеспечения Дэнни. Потом подождал еще.
В 11.45 он обследовал коридор. Ни души. Даже столики дежурных сестер пустовали. В конце концов он их обнаружил. Вся смена собралась в палате одного из ребят постарше, двенадцатилетнего мальчика, поправлявшегося после удаления аппендикса, и все смотрели новогоднее шоу Дика Кларка, готовясь вместе с участниками к традиционному обратному отсчету времени, которое оставалось до падения иллюминированного яблока над Таймс-сквер.
Билл скользнул назад в служебное помещение, к контрольному пульту, и отключил монитор, следивший за сердечными сокращениями Дэнни. Потом поспешил обратно в его палату. Трудясь изо всех сил, он отсоединил провода двух мониторов от груди мальчика, вытащил из обеих рук трубки системы жизнеобеспечения и спустил их, а жидкость закапала на пол. Он отстегнул ремни от запястий Дэнни и освободил его худенькую до слез грудку. Потом завернул его в простыню и еще в одеяло из шкафа.
