«Понял, братишка», – сказал про себя Чико.
Несколько мгновений он смотрел на пятна крови, оставленные девушкой, потом одним резким движением расправил простыню так, чтобы пятна были на самом виду. Вот так, так… Как тебе это понравится, Вирджиния? Забавно, правда? Он натянул на себя брюки, потом свитер, достал из-под кровати свои армейские ботинки.
Когда Джейн вышла из ванной, он причесывался перед зеркалом. Выглядела она классно – ни малейшего намека на дряблый живот. Взглянув на разоренную постель, она несколькими движениями придала ей вполне приличный вид.
– Отлично, молодец – похвалил ее Чико.
Она довольно рассмеялась и, чуть кокетничая, смахнула в сторону закрывшую глаза челку.
– Пора идти, – сказал он.
Они прошли через холл в гостиную. Джейн остановилась, чтобы рассмотреть студийную цветную фотографию на телевизоре. На ней было изображено все семейство: отец с Вирджинией, старшеклассник Джонни с малышом Билли на руках, ну и, конечно, Чико, в то время ученик начальной школы. На лицах у всех застыли неестественные, натянутые улыбки, за исключением Вирджинии. Ее несколько сонная физиономия, как всегда, абсолютно ничего не выражала. Чико припомнил, что фотография была сделана примерно месяц спустя после того, как отец имел глупость жениться на этой сучке.
– Это твои родители?
– Это мои отец, а это мачеха, ее зовут Вирджиния, – ответил Чико. -Пойдем.
– Она и до сих пор такая симпатяшка? – поинтересовалась Джейн, надевая куртку и протягивая Чико его штормовку.
– Об этом лучше всего спросить папашу.
Они вышли на веранду, сырую и насквозь продуваемую ветром через многочисленные трещины в фанерных стенах. Тут была настоящая свалка: куча старых, совершенно лысых покрышек, велик Джонни, в десятилетнем возрасте унаследованный Чико и немедленно им сломанный, стопка криминальных журналов, ящик с пустыми бутылками из-под «пепси», громадный, весь покрытый толстым слоем солидола дизель, оранжевая корзина, полная книжек в мягких обложках и тому подобная дребедень.
Дождь лил не переставая. Старый седан Чико имел весьма жалкий вид. Даже с обрубками вместо колес и куском прозрачного пластика, заменявшим давно разбитое ветровое стекло, «додж» Джонни выглядел на порядок выше классом. Краска на «бьюике» Чико, цвета весьма тоскливого, местами облупилась, и там светились пятна ржавчины, чехлом переднего сиденья служило коричневое армейское одеяло, на заднем валялся стартер, который Чико уже давным-давно собирался поставить на «додж», да все никак руки не доходили. На солнечном козырьке перед сиденьем пассажира сияла забавная наклейка с надписью: «Регулярно и с удовольствием».
Внутри «бьюика» воняло затхлостью, а его собственный стартер долго прочихивался, прежде чем мотор завелся.
– Аккумулятор не в порядке? – поинтересовалась Джейн.
– Все из-за чертова дождя, – пробормотал Чико, выруливая на шоссе и включая «дворники».
Он посмотрел на дом, тоже довольно малопривлекательный: грязно-зеленые стены, покосившаяся веранда, облупившаяся кровля… Вздохнув, Чико включил приемник и тут же его вырубил: звук его был просто неприличным. Внезапно у него разболелась голова. Они проехали мимо Грейндж-холла, пожарной каланчи и универмага Брауни с бензоколонкой, возле которой Чико увидел Салли Моррисон на своем «ли-берде». Он поднял руку в знак приветствия, сворачивая на старое льюистонское шоссе.
– А это кто такая? – спросила Джейн.
– Салли Моррисон.
– Ничего девочка, – как можно безразличнее проговорила она.
Чико потянулся за сигаретами.
– Салли дважды выходила замуж и дважды разводилась. Если хотя бы половина сплетен про нее соответствует истине, она переспала со всем городом и, частично, с его окрестностями.
– Она так молодо выглядит…
– Не только выглядит.
– А ты когда-нибудь…
Ладонь его легла ей на бедро. Он улыбнулся:
– Нет, никогда. Брательник мой – вполне возможно, но я – нет. Хотя она мне нравится. Во-первых, Салли получает алименты, во-вторых, у нее шикарная белая тачка, а в-третьих, ей наплевать, что про нее толкуют сплетники.
Ехали они долго. Джейн сделалась задумчивой. Тишину нарушало лишь скрипение «дворников». В низинах уже собирался туман, который ближе к вечеру поднимется наверх, чтобы покрыть полностью дорогу вдоль реки.
Они въехали в Обурн, и Чико, чтобы сократить путь, свернул на Мино-авеню. Она была совершенно пустынно, а коттеджи по обеим сторонам казались заброшенными. На тротуаре им повстречался лишь мальчишка в желтом пластиковом дождевике, старавшийся не пропустить ни одной лужи на своем пути.
– Иди, иди, мужчина, – мягко проговорил Чико.
– Что?
– Ничего, девочка. Можешь продолжать спать.
Она хихикнула, не очень-то понимая, что он хочет сказать.
Свернув на Кистон-стрит, Чико притормозил возле одного из якобы заброшенных коттеджей. Мотор он выключать не стал.
– Ты разве не зайдешь? – удивленно спросила она. – У меня есть кое-что вкусненькое.
Он покачал головой:
– Нужно возвращаться.
– Да, я знаю… – Она обняла его за шею и поцеловала. – Спасибо тебе, милый. Это был самый замечательный день в моей жизни.
Лицо его осветилось улыбкой: слова ее показались ему просто волшебством.
– Увидимся в понедельник, Дженни? И помни: мы с тобой – всего лишь друзья.
– Ну, разумеется, – улыбнулась она в ответ, целуя его снова, но когда ладонь его легла на ее грудь, отпрянула: – Что ты, отец может увидеть! Улыбка его погасла. Он отпустил ее, и она выскользнула из машины, бросившись сквозь дождь к крыльцу. Мгновение спустя она исчезла. Чико помедлил, прикуривая, и этого оказалось достаточно, чтобы мотор «бьюика» заглох. Стартер опять долго прочихивался, прежде чем двигатель завелся. Ему предстоял долгий путь домой.
Отцовский фургон стоял перед входной дверью. Чико притормозил рядом и заглушил мотор. Несколько мгновений он сидел молча, вслушиваясь в мерный стук капель по металлу.
Когда Чико вошел, Билли оторвался от «ящика» и двинулся ему навстречу.
– Ты только послушай, Эдди, что сказал дядя Пит! Оказывается, во время войны он со своими товарищами отправил на дно немецкую подводную лодку! А ты возьмешь меня с собой на дискотеку в субботу?
– Еще не знаю, – ответил Чико, ухмыляясь. – Может, и возьму, если ты всю неделю будешь перед ужином целовать мои ботинки.
Чико запускает пальцы в густую, шелковистую шевелюру Билли, тот, счастливо хохоча, колотит брата кулачками в грудь.
– Ну вы, двое, перестаньте-ка сейчас же, – ворчит Сэм Мэй, заходя в комнату. – Мать не выносит вашей возни, и вам это известно.– Отец снимает галстук, расстегивает верхние пуговицы рубашки и садится за стол, где перед ним уже стоит тарелка с двумя-тремя красноватыми сосисками. Сэм мажет их несвежей горчицей. – Ты где пропадал, Эдди?
