Командирша с интересом разглядывала Артемия. Он же умолял небеса побыстрее разобраться с его вопросом. Последние полчаса тянулись слишком долго. Ожидание смерти успело утомить.
– Ладно, – сказала, наконец, командирша. – Идем…
Артемий направился к выходу, сопровождаемый подозрительными взглядами и короткими тычками стволов.
Перешагнув порог, равнодушно отметил: темно. Значит, вечер. Или ночь. Или раннее утро. Какая разница?
Недоуменно поискал глазами охрану или хотя бы тело охранника, что тоже было бы логично. Ничего. Похоже, этот визит стал возможен с молчаливого попустительства Хозяина. Иначе трудно объяснить…
Еще пронеслась в голове мысль: он все еще жив. Кому стоило воздавать благодарность? Духам предков? Абстрактным небесам? Господу Богу? И вообще, не спешит ли он с благодарностями?
Осторожно оглянулся: не собираются ли его пришить прямо здесь – следуя его же нелепой просьбе? Однако, похоже, его действительно передумали убивать. Во всяком случае – немедленно.
– Куда мы идем? – полюбопытствовал Артемий, за что немедленно получил толчок прикладом в позвоночник.
Вопрос был глупый. Тащили его, надо полагать, в штаб-квартиру этих любительниц пострелять. То есть, в женский барак.
«Аня!» – пронеслось в голове.
– А ну, стой, – сказала вдруг командирша.
Артемий увидел, как мелькнуло перед глазами темное зазубренное лезвие, и решил было, что его сейчас разделают, как того бедолагу из ведерка. Однако нож распорол только рукав робы. И на глаза легла неудобная, тугая повязка.
Идти стало труднее, несмотря на то, что его держали под руки. То и дело спотыкался, одни раз даже зацепился за проволоку, ощутив болезненный электрический разряд. Непроизвольно вскрикнул, за что снова получил прикладом.
Если не считать этих мелочей – жизнь налаживалась. Потому как он, собственно, все еще был жив.
Заставили пригнуться, встать на колени… В барак, очевидно, проникают не через дверь. Скорее всего – через пролом в боковой стене…
Сняли повязку.
Артемий поморгал, привыкая к свету. Отчего-то ночью здесь нормальное освещение. И камеры… Камеры плотно замотаны тряпками.
Надо же… А у них просто Дикий Запад. Вольница. Особенно, если ко всему прочему добавить оружие.
Артемий почувствовал себя несколько неуютно. Неудивительно: на него молча таращилось множество глаз. И не просто глаз – обильно подведенных косметикой, хлопающих неправдоподобно длинными ресницами…
Бабы…
Черт… Давно он не видел столько женщин. Мигеры со стволами не в счет. Нельзя сказать, что такое обилие представительниц противоположного пола взывало восторг. Ведь смотрели на него… как-то странно.
Как на кусок мяса.
По коже пробежали мурашки.
– Артемий… Ты?!
В его сторону бросилась худенькая фигурка. Но тут же была остановлена теми самыми вооруженными мигерами.
– Стой! Знаешь его?
Девушка принялась что-то тихо объяснять «сестрам».
Артемий же внутренне ликовал: жив не только он – Аня! А, значит, его коридор событий не заканчивается холодной сырой ямой…
Однако, радость быстро растворилась: Аню схватили под руки и утащили в другой конец барака. Она что-то кричала, плакала, но, похоже, «сестры» не особо церемонились с теми, кто был слабее.
– Вперед! – сказала командирша.
Тут Артемия посетило «дежа вю».
Сейчас его приведут на маленький островок свободного места – и учинят над ним суд. Снова. И, конечно, в итоге прикончат…
Эта мысль почему-то вызвала у него приступ смеха – почти истерического.
Женщины смотрели на него с опаской, даже со страхом. А он продолжал смеяться. Пока его не подвели к каким-то нарам. Те, конечно же, стояли по-особенному, не так, как прочие. И белье на них было чистенькое, с цветочками.
И сидела на этих цветочках, поджав под себя ноги, особенная девушка.
Просто поразительной красоты. Она с интересом разглядывала пленника.
Артемия стволом подтолкнули вперед.
– Вот, Катрин, как просила. Этот сам вызвался…
Катрин. Вот она, значит, какая – та, что наводит страх на всю женскую половину массовки…
И что значит – «сам вызвался»?
– Молодцы, девочки, – сочным голосом сказала Катрин. – Можете отдыхать.
Конвой тихонько растворился за спиной.
– А вы не боитесь, что я сбегу, Катрин? – поинтересовался Артемий, осторожно поглядывая по сторонам.
– Убежишь? – удивленно произнесла Катрин. – От меня? Я не в твоем вкусе?
Это был удар. Причем ниже пояса.
Артемий почувствовал легкое головокружение. Слишком многое пришлось сегодня пережить. Если его действительно притащили сюда для сексуальных утех изголодавшихся барышень…
В воображении пронеслись десятки и десятки пар сверкающих глаз.
– Присядь, расслабься, – усмехнулась Катрин. – Я пошутила.
Ни в чем больше не уверенный, Артемий присел на краешек цветастого покрывала.
– Меня взяли как заложника? – поинтересовался он.
– Много чести, – сказала Катрин, разглядывая его из-под полуопущенных век. – Если бы ты был кому-то нужен, и от твоей жизни что-то зависело, а так…
– Что – «так»?
– Ты просто экземпляр. Особь противоположного пола.
– Для опытов, что ли?
Взгляд Катрин вспыхнул, тело напряглось, чуть дернулась мышца на щеке. Но тут же лицо смягчилось, и красивые губы равнодушно бросили:
– Какой весельчак, только посмотрите на него! Ты знаешь, что я могу приказать убить тебя?
– Догадываюсь…
– И я не буду жалеть о своем решении. Слишком много от вас зла…
Артемия тянуло съязвить по поводу феминизма и женской неудовлетворенности, но он прикусил язык. Любое везение имело свой предел, судьбу лишний раз испытывать не стоит.
– Можешь считать, что казнь отсрочена, – сказала Катрин. – Но наши слова в силе: за жизнь нашей сестры мы берем жизнь мужчины. Так что свою жизнь тебе придется заработать. Считай, тебе повезло…
– Я что же, в рабство попал?
– Называй как хочешь. Займешься хозяйством. Сестры скажут тебе, что делать.
Захотелось расхохотаться во весь голос. Не потому, что смешно, а от нелепости происходящего. Он давно убеждал себя воспринимать все философски, отстраненно, но философия получалась комичная: он избежал гибели на туалетном кафеле, и взамен будет этот кафель драить…
– Я бы хотел встретиться со своей подругой, – сказал Артемий. – Она здесь же, в этом бараке…
– Ты забываешься, животное! – вдруг закричала Катрин. – Пошел вон! И знай свое место!
Получив приличный удар ногой, Артемий очутился на полу. Недоуменно смотрел на Катрин – побледневшую от ярости, мигом превратившуюся из красавицы в разъяренную кошку.
А что такого он сказал?
