Долго размышлять не пришлось. Крепенькие девчушки в полосатых робах пинками и затрещинами заставили его подняться. Он ловил на себе неприятные взгляды: какая-то насмешливая, игривая жестокость…
К концу следующего дня он понял, что заточение под властью женщин не сулит ничего хорошего. Хоть и выглядел этот барак получше, хоть и обитали здесь чистенькие, хорошо пахнущие девчонки, атмосфера была гаденькая.
Такого массированного унижения еще не довелось испытывать. Казалось, дамы наслаждаются зрелищем того, как пленник ползает по полу с тряпкой, размазывая грязь (швабры намеренно не дали). Мало, какая отказывала себе в удовольствии задеть его, легонько пнуть, отвесить язвительное замечание.
И все же, в глазах некоторых он видел испуг и жалость. Только вот, заметив внимание к себе, эти «жалостивые» мигом переключались, и Артемию могло достаться еще сильнее.
Ему припоминали все случаи, что имели место в бараке, всех пропавших и замученных. Распаляясь, ему приписывали и неудачи в личной жизни. Абстрактная фраза «все мужики – козлы» теперь персонифицировалась в Артемии, и он стал ощущать себя огромным вонючим стадом.
Это не переносилось бы так тяжело, если бы он мог видеть Аню. Но ее, наверное, нарочно спрятали. Ничего, во всяком случае, она жива…
Когда под пристальным вниманием смешной веснусчатой девчонки с автоматом Артемий направлялся сменить воду в ведре, наперерез вышла знакомая командирша. Смотрела насуплено, зло и некоторое время молчала, пока Артмий неуверенно топтался на месте. И вдруг, совершенно неожиданно толкнула обеими руками в грудь.
Артемия качнуло, он оступился и грохнулся на пол, эффектно вылив на себя полведра вонючей грязной воды.
Массовка захихикала. Артемий растерянно сидел в луже, не понимая, что происходит. Впрочем, ничего особенного и не происходило. Командирша отфутболила в сторону опустевшее ведро, переступила через лужу и удалилась.
Этот акт агрессии остался необъясненным. Наверное, никакого смысла в нем и не было – так, чтобы пленнику жизнь малиной не казалась. Артемий устало размазывал тряпкой грязную жижу, ощущая, как по телу бегут мерзкие струйки.
Похоже, в женской части массовки жизнь не намного веселее, чем в мужской. Какие-то непонятные пока подводные камни, тараканы по углам и специфические бабские приколы. Того гляди, через некоторое время не узнать будет и Аню… Хотя, если честно – что он вообще про нее знает? Разве только – что свели их не то хитроумный шаман, не то непознанная стихия коридора событий, не то самый банальный случай…
– Ты, я вижу, уже освоился? – донеслось до него. – Как настроение?
Не нужно было вставать с колен и разгибаться, чтобы понять: это Катрин. Тем не менее, встать пришлось: мало ли, что на уме у предводительницы крутых «сестер»?
– Пойдем, – приказала Катрин и, повернувшись, пошла по коридору между нарами.
Артемий послушно поплелся следом, решив, что его дело телячье. Да еще заметив, как ладно движется фигура Катрин – этого не могла скрыть даже грубая полосатая роба. Или девки умудрились ее как-то перекроить под фигуру?
Совершенно дурацкие мысли. А какие еще могут быть, когда после длительного лицезрения небритых морд видишь перед собой такие аппетитные формы? Даже попытки одернуть себя ни к чему не вели. Массовка не способствовала сохранению высокого морального облика.
Погруженный в туманные мысли Артемий чуть не налетел головой на массивную балку.
Какой-то темный закуток. Соображалось туго, Артемий просто озирался по сторонам, ожидая дальнейших распоряжений.
Качнуло в сторону, и он уперся спиной в нетесаные доски. Тонкие руки, как змеи проползли по груди и метнулись на плечи. Пальцы коснулись шеи, а в следующий миг к телу жадно прильнуло горячее, гибкое, страстное…
В глазах потемнело. Идиотский голос в голове расхаживал перед скучающей аудиторией и мерно вещал: «Этого и следовало ожидать, господа хорошие. М-да… Как известно легендарные Амазонки, противопоставившие себя мужчинам, отличались скверным нравом и плохими манерами… И все же не могли обойтись без мужского внимания. И время от времени, они…»
– Ну, что же ты? – каким-то новым голосом прошептала Катрин.
Артемий поймал себя на том, что смотрит на нее совершенно обезумевшим взглядом. В то время, как лицо этой «амазонки» лучилось покорностью и желанием. Щеки ее горят нетерпеливым румянцем… Черт, как он может видеть все это?! Здесь же темно, как у негра в…
Вообще-то любой нормальный мужик на его месте плюнул бы на все и исполнил бы свой приятный долг. Забыв про все возможные последствия. Какие там к черту размышления – на то он и мужик! Артемий, пожалуй, даже завидовал таким вот крепышам, которые сначала действуют, а потом уж чешут в затылке.
Но откуда-то из глубины души накатило беспокойство. Не просто беспокойство – острое чувство опасности. И дело даже не в Катрин. Точнее – не только в ней.
– Я что, не нравлюсь тебе? – промурлыкала девушка, и рука ее заскользила по напрягшемуся телу куда-то вниз.
Артемий осторожно взял ее за плечи и чуть отстранил от себя. В глазах «амазонки» мелькнуло изумление. И еще – разочарование. Наверное, так с ней поступали не часто.
– Ты что, гомик? – презрительно бросила она.
Артемий не смог подавить улыбку: это самая беспомощная реакция красотки, уверенной в своей неотразимости. И споры здесь бесполезны. Лучше, пожалуй, даже согласиться с такой версией…
– Нет, ты не гомик, – желчно сказала Катрин, поправляя волосы. – У тебя же здесь телка… Ну, ничего мы о ней позаботимся…
Эти слова прозвучали крайне неприятно. Слава богу, Катрин не стала раздувать конфликт. Просто повернулась и нарочито медленно вышла из закутка на свет, повесив на лицо маску величественной невозмутимости.
Артемию потребовалось время, чтобы прийти в себя, собраться с разбитыми вдребезги чувствами. В пространство барака он выглянул с некоторой опаской. Мелькнула дурацкая мысль: интересно, каким же железным парнем надо быть, чтобы выходить перед скопившейся очередью после секса в самолетном туалете?… Толпы любопытствующих здесь не оказалось, и он отправился за ведром и тряпкой, чтобы закончить затянувшуюся уборку.
Впрочем, один необычный взгляд ему встретился. Та самая несдержанная командирша смотрела на него с нескрываемой ненавистью. Артемий отвел взгляд и склонился над мокрыми досками.
… Ближе к вечеру его покормили – все той же разбухающей в кипятке лапшой. Сидя на корточках с кружкой сладкого чая, он бессмысленно таращился перед собой и предавался вялым размышлениям. Накатило какое-то равнодушие к происходящему – словно и не было ничего «до и после», а всегда вокруг маячили четыре стены и двухэтажные ряды нар. Причина спуталась со следствием, желания притупились, потерялось ощущение времени. Наверное, стоило постоянно напоминать себе: «я жив, я все-таки жив». Но не хотелось и этого.
