Анна нежно прильнула к нему и потянула за собой в дом.
– Поэтому я и не сообщила в нем никаких подробностей, – тихо проговорила она. – Подумала, что ты именно так все и объяснишь.
Дверь она закрыла, и теперь за ними никто не наблюдал, но Анна по-прежнему прижималась к Элсу. А тот ее не отталкивал. Так приятно было снова ощутить рядом с собой женщину. Даже если она на десять лет старше. И притом совсем не жена.
– Раньше мы только делами занимались, – сказала вдова, – как настоящие шпионы. Я долго о тебе вспоминала. А потом мне велели перебираться сюда. Ты все не ехал. Я столько всего успела передумать.
Элс молчал. Ему следовало оттолкнуть ее, но он этого не делал.
– Фрейн, это же не грех. – (В Сонсе Элс назвался ей Фрейном Дорао.) – Я ведь из неверных.
Значит, она и об этом знает.
Так говорилось в Писании: если женщина не праманской веры, прелюбодеяние не в счет.
Элс не сторонился, но и не дотрагивался до нее, хотя женщина явно этого ждала. Он полностью отдал себя в ее руки.
И руки эти оказались весьма искусными, хоть и осторожничали поначалу.
Элс решил поужинать прямо в кухне, а заодно обсудить все дела с госпожой Ристоти.
– Кто-нибудь бунтовал?
– Меньше народу, чем я ожидала. Вы их перепугали. Утром у ворот они поняли, что настроены вы серьезно.
– А вы сами как думаете?
– Думаю, серьезнее некуда.
– Именно.
– А почему?
– Потому что хочу сохранить свое место. Я прибыл в Брот, чтобы оказаться в самой гуще событий. И мне нужна работа.
– Моя семья служила в знатных домах Брота со времен Древней Империи. Так, во всяком случае, утверждают семейные предания. И за все это время мы усвоили одну мудрость: каков хозяин, таков у него и дом.
– То есть тут все разваливается, а слуги совсем распустились из-за Палудана Бруглиони?
– Да. Палудану не по душе все, что здесь творится, но бороться с ночью ему неохота.
– Что-что?
– Ой, я не в том смысле – не про волшебство. Просто поговорка такая: ночь, она ведь всегда тут, сколько ни бейся. Так зачем же себя утруждать? Мучиться?
– Понимаю. Будет что показать Палудану и Джервесу, когда они наконец решат обратить внимание на нашу возню?
– Да.
– Как думаете, что скажет Салюда?
– В каком смысле?
– Есть ли у него личный интерес в том, чтобы все оставалось по-старому? Быть может, он нагревает на этом руки? Я пока не нашел доказательств, но все указывает на это.
– Сомневаюсь, – удивленно отозвалась кухарка. – Он бы, конечно, мог, если б захотел.
– То есть какой-то интерес у него все-таки может быть?
– Наверное. Но его привязанность к Бруглиони намного сильнее, чем у настоящих членов клана, которые сбежали из Брота и не желают возвращаться.
То же самое говорил Элсу и Поло.
– Да, так вышло. Но ситуацию можно изменить. Ну что же, продолжайте работать. И найдите мне парочку бузотеров. Я их уволю, чтобы и остальным напомнить: незаменимых тут нет.
Элс разыскал Поло и господина Грасия.
– Заковыристо тут счета ведутся, – сообщил Поло. – Выходит, Палудан Бруглиони тратит в год тридцать тысяч дукатов, и половину из них – неизвестно на что. Платит людям, которых и на свете-то нет, за работу, которую никто не делает, и товары, которые никто и не думает доставлять.
– Ясно. Господин Грасия, вы думали, об этом никто никогда не узнает?
Коротышка пожал плечами. Как и многие пойманные с поличным воришки, он, разумеется, совершенно не думал о возможных последствиях.
– Поло, ты раздобыл мне бумагу? – поинтересовался Элс.
– Нет. Каждый день спрашиваю на площади Нафтали, но они все твердят, что бумаги нет. А в дэвский квартал времени сходить не было.
– Тогда я сам этим займусь. А вы пока развлекайтесь дальше с господином Грасия. – Элс похлопал несчастного счетовода по плечу. – Какое богатое воображение, просто диву даешься.
– Вы не расскажете Палудану?
– Нет, если вы поможете мне привести тут все в порядок. Но если надумаете взяться за старое – готовьтесь к встрече с отцом Обиладом.
Элс попытался выскользнуть из ворот для слуг незамеченным, но тщетно: за ним тут же увязался хвост.
Сначала он немного поволновался: кто же все-таки следит за ним и с какой целью? А потом махнул рукой. Соглядатаев было только двое, и ремесло свое они знали скверно. Возле дома Анны Мозиллы он с легкостью оторвался от них. Мысли об Анне сразу же отвлекли его от насущных дел. Позже, все развлечения потом. Тейдж направился в дэвский квартал.
Если верить старейшинам дэвов, в Броте проживало около двадцати тысяч их соотечественников. А если верить слухам – в несколько раз больше. Но тогда получается, в самом сердце ненавистной им епископальной веры дэвов больше, чем в Святых Землях. Хотя в Суриете городам некуда было расти, разве что на побережье Родного моря. А там насаждали свои королевства западные захватчики.
По всему миру дэвов было разбросано гораздо больше, чем осталось в их безумном отчем крае.
Элс, сколько ни старался, не мог представить себе, каково же это – жить в тех землях, прямо среди Кладезей Ихрейна, из которых так и выкипало волшебство, окутывающее все вокруг, плодящее злобных духов, питающее Орудий Ночи и случайным образом не дающее льдам сковать землю.
Даже сейчас многие коренные дэвы рады были оставить родной Суриет на милость чалдарянским завоевателям и праманским освободителям (или наоборот): пусть себе плодятся там, пусть лупцуют друг друга среди потоков магической энергии, все равно в один прекрасный день явится тот, имя кому легион, и очистит землю, пощадив лишь избранных.
Аарон, Эйс, Келам и другие пророки, положившие начало арианизму, который со временем превратился в чалдарянство, сами спешно бежали из Святых Земель, едва насобирав своими проповедями деньги, необходимые для путешествия (такого, чтоб не пришлось ночевать под мостами). Святые отцы рассеялись по всей Бротской империи, неся слово тем, кто в жизни только и знал что отчаяние.
Проповеди, явления, которым они становились свидетелями, всяческие чудеса – все это обычно происходило вдали от Кладезей Ихрейна, в тех краях, которые позже стали Люсидией, или Восточной Империей.
Элс двигался в южном направлении и с каждым шагом ощущал все возрастающее напряжение, разлитое в воздухе. Произошло что-то важное. И что-то еще более важное должно было случиться, иначе отчего все вокруг так взволнованы.
Элс пытался расспросить прохожих, но безрезультатно. Светловолосым иноземцам в Броте не доверяли.
Ну что ж, возможно, его связной в дэвском квартале сможет все объяснить.
На небе не было ни облачка, но дэвы и дейншокины сновали вокруг с такой скоростью, словно боялись надвигающейся грозы и торопились поскорее закрыть свои лавки.
Элс толкнул дверь крошечной лавчонки торговца бумагой. Судя по вывеске, здесь торговали «лучшей бумагой во всем Броте». Услышав звякнувший над входом колокольчик, навстречу Тейджу проковылял крошечный, сгорбленный старичок, будто сошедший с карикатуры на дэва. Его седые космы торчали во все стороны, рука крепко сжимала тросточку, на которую он опирался при ходьбе. Из задних комнат на гостя повеяло знакомым запахом серы.
– Чем могу слу… – начал было старичок, с трудом приподнимая голову, и замер на полуслове.
– Я пришел не по чью-то душу, а чтобы купить бумагу. Мне нужна недорогая, для хозяйственных нужд. Двадцать листов. Потом, сорт получше – вести записи, писать письма, чтобы выдержала длительное хранение и путешествие. Тоже двадцать обычных листов. И еще такую, вроде пергамента, чтобы можно было стирать написанное. Как для школяров.
– Это не бумага, пергамент делают из шкуры животных, – обрел наконец дар речи лавочник. – Но обычно у нас он есть. Вам понадобятся особые чернила, губка, шлифовальный камень, состав для удаления чернил и халмасская глина. А еще кисти для каллиграфии.
– Все это я тоже охотно у тебя куплю.
– Но мы такое не продаем.
– Не беда. Вижу, здесь, в Броте, перебои с бумагой. Я пройдусь по всем лавкам, пока не найду того, что нужно.
– И вы готовы за все это заплатить?
– Разумеется. Тебе что-то не нравится? Не хочешь продать свой товар?
– Хочу, господин. Сделка превосходная, лучшая за последние несколько недель. Просто мы нечасто видим людей вроде вас в нашем квартале. Говорите, двадцать листов паковочной и двадцать первого сорта?
– Паковочной?
– Никто не знает, откуда пошло название, – пожал плечами дэв. – Не помнят уже. Это то, что вы просили, – бумага для работы по доступной цене.
– Понятно.
– А сколько пергамента?
– Шесть свитков, сложенных вдвое по размеру обычного бумажного листа. Один мне, и по одному для моих учеников.
– Учеников? Э-э-э… Ладно. Это не мое дело. У меня здесь есть три свитка, но я знаю, где взять остальные. И нужные писчие принадлежности.
– Прекрасно.
– Отправлю за ними своих внуков, и вам не придется самому бегать по лавкам.
