– А Васильев из нашего отряда? – встрепенулся Щукин. – Лохматый такой. Со мной ночью на мыс ходил. Где он?
– Не помню его. – Володя наморщил лоб, но мальчишку с такой фамилией вспомнить не мог, как ни старался.
– И еще двое. – Серега, видимо, решил добить старшего вожатого. – Из первого. Кривцов, лопоухий такой, и рыжий Перепелкин.
– Вы уверены, что они там были? Я хорошо знаю первый отряд. Но про этих слышу в первый раз.
– Сколько должно быть в отрядах ребят? – тихо спросил Глебов.
– Человек тридцать – тридцать пять, – осторожно ответил Володя. – Может быть, и сорок.
– А теперь посмотри по спискам, сколько их.
– Она что, и списки подправляла? – Володя уже копался в тумбочке.
– Не знаю, что она делала! – истерично выпалил Щукин. – Но их там наверняка не будет.
Листочки сыпались у Володи из рук, от волнения он никак не мог повернуть список так, чтобы он не был вверх ногами.
– В четвертом двадцать пять, – негромко сказала Лена. В руках она держала исписанную бумагу, которую подняла с пола. – В восьмом двадцать девять.
– Где же первый отряд? – Нервничая, Володя чуть не рвал свои листочки. – Невозможно, чтобы человек просто исчез. У него есть родители, он учится в школе, у него друзья, которые о нем помнят. Как стереть память у всех? На него ведь документ выписан! Свидетельство о рождении! Паспорт!
– Первый отряд, – все так же тихо прочитала Лена, – двадцать девять.
– Как двадцать девять? – Бумага веером разлетелась по комнате. – Их должно было быть больше. – Он выхватил у Лены список, пробежал его глазами. – Нет, вроде все на месте. Лишних нет. Димон, Санька, Пепел. Все есть. Неужели их так мало? – Володя подумал. – Но больше быть не должно.
– Ты этого не помнишь, – терпеливо объяснял Глебов. – Даже если мы исчезнем, ты и нас не вспомнишь.
– Надо сказать Петухову. – Володя пошел к двери, дернул ее, но она оказалась заперта. Он немного постоял лицом к стене, резко развернулся и шагнул к ребятам. – Надо сказать вожатым, чтобы детей от себя не отпускали. Нужно что-то делать!
– Они не поверят, – прошептала Лена себе под нос. – Они не смогут поверить тому, чего для них нет.
– Она собирает отряд, так? – стал подводить итог Володя. – С такими скоростями она не только отряд соберет. Целый лагерь получится. – Вожатый помолчал. – А Таню эту я плохо помню. Маленький был, она, наверное, отряде в четвертом или третьем была. Утонула и утонула. Пошумели, покричали. Вожатого чуть не посадили… Хорошо, что отец расписку дал, когда дочь забирал.
– А кто был вожатым?
– Вожатым? Не помню. Он, наверное, потом из лагеря уехал.
– Почему она не умерла совсем? – подала голос Лена. – Почему она осталась? Ведь привидения остаются, когда совершено какое-нибудь преступление.
– Нет, она случайно ут-тонула. Там, говорят, глубоко было. – Вожатый задумался. – Нет, – ответил он каким-то своим мыслям, – даже если и было какое-то преступление, то мы сейчас не уз-знаем. Отца ее не найдешь, вожатого тоже. У нее если т-только спросить. – И Володя посмотрел на Лену.
– Не буду я у нее ничего спрашивать. – Девочка поджала под себя ноги. – Она страшная и холодная.
– Ладно, с этой Таней все ясно, – продолжил Володя. – Она б-безобидная. А вот что с вашими б-барабанщицами делать?
Все опять повернулись к окну. Барабанщица внимательно посмотрела на людей черным гипнотическим взглядом.
– Опасность, – сказала она, не разжимая губ, но все это слово услышали. – Страх.
– Ты хочешь сказать, что ее не надо б-бояться? – спросил Володя, не отрывая взгляда от статуи.
– Ничего себе – не бояться! – возмутился Серега. – Она как глянет своими глазищами, душа в пятки так и проваливается.
– Подожди. – Володя вышел вперед. – Если правда все то, что они здесь порассказали, то как с ней справиться?
– Никак. Жив отряд – она жива, – получил он ответ.
– Зам-мечательное условие, – развел руками Володя. – Ребят не спасешь, п-пока их же самих не уничтожишь. Ловко. И как же это сделать?
– А давайте рванем ее, – неожиданно предложил Щукин. – Возьмем в авиамодельном кружке порох, подложим под фундамент и рванем. Ей потом собирать будет нечего, одни крошки останутся.
– Никого мы взрывать не б-будем, – строго произнес Володя, глядя в глаза Щукину, как будто хотел его загипнотизировать. – Это опасно. Да и неизвестно, чем з-закончится. Ее уничтожим, а отряд (если он есть, конечно) т-так и не спасем. Д-думать надо. Я п-поговорю с начальником. Может быть, он мне что-нибудь скажет.
Разговаривать больше было не о чем.
Володя подсадил ребят на подоконник. Оказалось, что у него не было ключа от входной двери, а вожатые давно уже спали.
– От всех ключи есть, – смущенно объяснял Володя, – а от-т этой нет. Даже от изолятора есть. Когда я эту статую увидел, п-подумал: с ума сошел. Она еще и говорить начала. Смотрю, с-стоит, слышу голос, решил, опять кто-то шутит – охота им эту статую еще потаскать. А п-потом, как она мне все рассказала, схватился за голову. С-скорее к врачу. Ее нигде нет. Добежал до изолятора, Васька орет: с-спасайте Лену! Б-братцы, может быть, это все из-за вас, а? – Володя искательно заглянул в глаза ребятам. – Ведь без вас ничего не было бы…
– Мы пошли, – Васька потянул за собой Лену.
– Идите, – согласился Володя.
– Ты чего ушел? – зашептал Щукин, как только они зашли за угол. – Вдруг бы он еще чего-нибудь сказал.
– Чего он нам может сказать? – Глебов еще раз обогнул корпус и направился к столовой. – Да и не верит он нам. Как он может поверить тому, что не видел?
– Но барабанщицу он видел, значит, может поверить.
– Барабанщица может сделать так, чтобы завтра он о ней не вспомнил. И что мы будем делать тогда? Нет. Нам нужен тот, кто хорошо знает лагерь, кто был здесь раньше.
– Гусева, – в один голос догадались Щукин и Лена.
– Да. Только не сама Маринка. Она мало что помнит. Нам нужна ее мама.
– Мама? – не поняла Лена. – Какая мама?
Ребята уже стояли около столовой. Здесь под козырьком, на доске объявлений, висели списки работников лагеря. Ночь подходила к концу, начинался серый рассвет. Обкусанный ноготь Глебова пробежал по столбику фамилий.
– Смотрите. Вот она – Гусева Вера Степановна, повар. Если Маринка в лагерь ездит уже десять лет, то и ее мать столько же, если не больше. А вдруг она здесь работала, когда утонула Таня! Тогда она сможет нам что-нибудь рассказать.
– Как ты узнал, что ее мать здесь работает? – с завистью спросил Щукин. Ему было обидно, что не он догадался про старожилов.
– Еще в первый день я заметил, как Маринка выходила с кухни и жевала большущий бутер с колбасой. К кому она ходила? Конечно, к матери.
