Пашка ее прекрасно понимал – получить «твердую четверку» у Валентины Робертовны мог далеко не каждый. А еще и без замечаний практически – есть чем гордиться!
– Адамова – четыре… пока что. Болугоцкий. Не готов, двойка…
– Ну Лентинробертна-а-а-а! – заканючил Димка Болугоцкий. – Я же говорю – в нашем районе вчера авария была – весь день без энергии сидели!
– На выполнение задания было дано две недели, Дмитрий, – сухо отрезала учительница. – Надо было озаботиться раньше.
Валентина Робертовна проворно пробежала пальцами по клавишам старенького «эппловского» ноутбука. На установку единой сенсорной системы классных журналов в каждом кабинете в школьном бюджете, как обычно, не было денег. Зато старых, громоздких, размером с книгу компьютеров, которые даже в карман положить нельзя, на складе было хоть отбавляй.
– Болугоцкий – двойка… Болотнова… болеет… значит, следующим по списку идет… Волков!? – Валентина Робертовна демонстративно поправила изящные очки, стилизованные под конец двадцатого века. Зрение у нее было идеальное – спасибо лазерной хирургии, но стиль историчка ценила. – Готов?
Медленно встав, Павел вышел к кафедре и повернулся к аудитории лицом. Преподаватель смотрела на него со смесью удивления и недоверия.
– Ну на-до же! – растягивая слоги, протянула Валентина Робертовна и изумленно покачала головой. – Волков, неужто подготовился!? Может, у меня день рождения сегодня – а я и забыла? В честь чего такой подарок?
Упрек был справедливым. Последние три месяца Пашка совершенно забросил учебу, полностью уйдя в Игру. Когда мать пригрозила отобрать у него доступ, он в ответ пригрозил ей, что выбросится из окна. В этом случае его не смогла бы собрать даже продвинутая медицина конца двадцать первого века. Он бы, вероятно, и в школу бы не ходил, но не хотел расстраивать мать еще больше, и потому четыре раза в неделю он, будто на каторгу, приходил на восемь часов уроков. Впрочем, даже при этом посещения были нерегулярными и носили скорее стихийный характер.
В общем, слова Валентины Робертовны были по делу. И потому Паша молча нажал сенсор, выводя за своей спиной трехмерную картинку. Ощущение было такое, точно открылось окошко в другой мир, пробилась дыра в чужую реальность. Кусок аудитории вдруг провалился, а на его месте оказался бескрайний, со своим собственным горизонтом, светло-синий лоскут неба, по которому, бесшумно вращая нелепыми винтами, летели неуклюжие, похожие на перекормленных голубей, древние самолеты. Медиабраслет работал на пределе мощности, и картинка слегка подергивалась, будто железные птицы иногда зависали во времени, а потом стремительно нагоняли его.
– Ну что ж, эффектно, – одобрила преподаватель. – И даже с временным промежутком не промахнулся – это действительно самолеты гитлеровских люфтваффе. Только не пойму, что за источник… Такие качественные съемки! Какой-то художественный фильм?
– Да это из «Войны»! – поспешил выслужиться Димка Болугоцкий. – Кадры из начальной заставки! Пахен совсем на этой игрушке двинулся – все знают!
– Болугоцкий, когда мне понадобится узнать ваше мнение, я попрошу вас его высказать, – холодно одернула его Валентина Робертовна. – Павел, продолжайте… В смысле – начинайте! Как называется ваш доклад?
Шумно прочистив горло, Пашка украдкой вытер потеющие ладони о брюки.
– Без названия, – все еще сипло ответил он.
– Ладно, – примирительно склонила голову историчка, – без названия так без названия.
Ощущая, как противно подрагивают пальцы, Волков подал команду, и усеянное черными оспинами самолетов небо сменилось картинкой более спокойной – окруженной стройными зелеными березами поляной. Мысленно подбадривая себя, он послал еще один импульс, и из глубины редкого леса вдруг выкатилась утоптанная тропка, по которой прямо в класс вышел высокий, широкоплечий мужчина, в форме солдата Красной Армии – присыпанные пылью сапоги, застиранная до бесцветного состояния форма, выгоревшая на солнце пилотка. Через плечо – скрученная в скатку шинель и лямки вещмешка. На ремне – фляга и саперная лопатка. В руках винтовка.
Виртуальный фантом встал рядом с Пашкой и устремил взгляд синих глаз куда-то сквозь стену аудитории. Класс молчал. Молчала и Валентина Робертовна. Набрав в грудь побольше воздуха, Волков тихонько выдохнул и спокойным, почти не дрожащим голосом сказал:
– Это мой прадедушка, Павел Волков.
– Ой, его прямо как тебя зовут! – широко распахнув огромные глаза, пискнула со своего места красивая, но глупенькая Лидочка Верененко.
И, услышав эти слова, Пашка вдруг понял, о чем будет говорить дальше. Двумя плавными движениями он вывел перед собой увеличенную копию фотоснимка, который в иное время стоял в рамке у него на столе, а сегодня лежал в бумажнике. Старая, потертая черно-белая карточка, для сохранности наклеенная на плотный картон, на котором красивым, каллиграфическим почерком было выведено: «Другу Пашке от друга Мишки!» Ниже стояла витиеватая подпись и дата – восьмое июля тысяча девятьсот сорок четвертого года. Но об этом из всех присутствующих знал только сам Павел. Остальные видели лишь монохромное изображение молодого мужчины, чья точная трехмерная копия стояла сейчас рядом со своим реальным правнуком.
Мужчина на снимке сидел на отвале окопа, зажав между пальцами огромную самокрутку, и улыбался в густые усы. Пилотка была лихо заломлена набок, а ворот гимнастерки расстегнут, но в остальном сходство было просто потрясающим. По залу прокатилась волна восхищенного шепота. Пашка дернул пересохшим горлом и начал:
– Меня назвали в честь прадедушки, бойца Красной Армии, Павла Петровича Волкова…
Речь была неподготовленной, спонтанной, но слова выходили из него легко – лились целыми потоками. Точно в душе прорвало тщательно выстроенную плотину, и все мысли, все умозаключения и выводы, которые он сделал за последние три месяца, выплеснулись наружу весенним паводком. Он рассказал, как познакомился с Игрой и как полюбил этот мир, кропотливо воссозданный огромной командой лучших российских геймразработчиков. И о том, как играл ночами напролет, достигая запредельных вершин мастерства, проходя уровень за уровнем, испытав себя и в роли танкиста, и в роли летчика, побывав и в шкуре «штрафника», и в полковничьих погонах. Он рассказал даже о периоде жесткой аддикции, когда во время каникул, не имея доступа к Игре, испытывал довольно серьезные психологические «ломки».
Учительница и одноклассники слушали, не перебивая, но без интереса. Кого в конце двадцать первого века удивишь виртуальной зависимостью? Целые клиники строят, людей лечат трудотерапией, специальными препаратами и даже частичным подавлением памяти, стирающим все моменты, связанные с объектом зависимости. Но когда Пашка перешел к главному, что-то изменилось. Историчка, слушающая его, положив голову на руку, задумчиво и, видимо, неосознанно прикусила костяшку указательного пальца. В глазах мальчишек и девчонок зажглось любопытство. Павлу внимали с открытыми ртами, что было совсем уж из ряда вон!
