— На настоящее время, да, — согласился Дубан, — поскольку «все» на все последующие времена означает на деле «конец всему».
— А, — отмахнулся Шендерович, — диалектика.
— Ты разумеешь под диалектикой?… — осторожно поинтересовался Дубан.
— Весь этот набор побрякушек. Переход количества в качество, единство и борьба противоположностей, все такое…
— Воистину ты царь царей! — восхитился Дубан, — ибо мудр и многознающ.
Он вновь поклонился, сложив у груди ладони и пятясь, удалился, бормоча под нос: «Переход количества в качество, интересно, интересно…»
— Вот и ладненько, — вздохнул Шендерович, — и мы пойдем, о, мой везирь.
Он звучно хлопнул в ладоши. Гиви заметил, что это у него получалось все лучше и лучше.
— Эй, вы! — обратился он к подбежавшим мамелюкам, — проводите нас в покои. И велите танцовщицам вернуться. К ночи пойдем на суккуба, о, друг мой Гиви.
Он закатил глаза к потолку.
— И сие может оказаться весьма любопытно.
— Миша, — осторожно проговорил Гиви, семеня за Шендеровичем по прохладному коридору, — мне это не нравится. Чем мы занимаемся, Миша? Выбираться отсюда надо!
— Выберемся, — без особого энтузиазма отозвался Шендерович, — вот передохнем немного и выберемся. Бери от жизни все, мой застенчивый друг! Ну, когда еще представится возможность побыть царем, а?
— Это ты царь, — напомнил Гиви.
— Ну и ты не полный лопух, — неуверенно утешил Шендерович, — везирь все-таки.
— Миша, это странное какое-то место…
— Зато богатое, — заметил Шендерович, нежно поглаживая шелковый халат, — и девушки покладистые… вообще, интересная тут у них жизнь.
— А если трясти не перестанет? Что они с нами сделают?
— Да у них тут звезды перепутались, пока этот Дубан разберется…
— Ох, как бы с нами не разобрались!
— Ну, что ты трепещешь, друг Гиви, что ты трепещешь? Все время трепещешь! Иди, развейся, отдохни… вон, девушки какие! Эй, вы! — он хлопнул в ладони! — можете идти! Вот эта, черненькая, пусть остается! А остальные идите, идите. И ты, друг Гиви, иди… Государственными делами займись, или поспи, что ли… а то, как стемнеет, пойдем суккуба ловить!
— Миша, — смущенно сказал Гиви, — ну скажи все-таки, был у этого… Престола… рычажок, или нет?
Шендерович холодно поглядел на него.
— Говорю тебе, о, любопытный, — отчеканил он, — не было никакого рычажка. Ты меня уже достал с этим рычажком. Ступай. Я все сказал!
— Э… — начал, было, Гиви, но рослый стражник у двери выразительно кашлянул и Гиви смешался. Он подумал с миг, затем приложил руку ко лбу, и, пятясь, вышел, сопровождаемый благожелательными кивками Шендеровича.
* * *
— А неплохой у меня город, — одобрил Шендерович, оглядывая подвластные ему владения.
Дворец стоял на возвышенности и оттого Ирам расстилался перед ними, как на ладони. Путанные улочки напоминали лабиринты света — в домах и на плоских крышах мерцали фонарики и масляные плошки, за увитыми виноградом балконами раздавался смех и отдаленные голоса, перекрываемые согласным хором цикад, откуда-то неподалеку донеслось бренчание лютни.
Гиви огляделся.
Звезды дрожали и переливались в небе, казавшись отражением городских огней, но вдали, на горизонте, стояла черная глухая тьма, словно разделительная полоса меж землей и небом.
Воздух был теплым и ветер дул теплый, но Гиви вдруг почему-то стало холодно.
— Что там? — спросил он Дубана.
— Горы Мрака, разумеется, — зловеще отозвался Дубан, который, в предчувствии скорого свидания с суккубом был не в лучшем настроении.
— А там?
У края неба горел один-единственный огонек.
— Обитель вечного старца, — неохотно сказал Дубан.
— Что?
— Святой человек, — пояснил Дубан, — он поселился там в незапамятные времена. Иногда кто-нибудь из его людей сходит с гор, сам же он — никогда.
— А как он выглядит? — заинтересовался Гиви.
— Никто не видел его лица, — терпеливо ответил Дубан, — он же святой! Говорят, он, впрочем, иногда является людям, но при сем принимает любое обличье, по своему выбору и по потребности. Ибо многие тайны ведомы ему, в том числе, говорят, и тайна бессмертия…
— Почему мне не представился? — раздраженно спросил Шендерович.
— Меня это и самого удивляет, о, царь, — согласился Дубан, — ибо, пусть даже и не явился он сам, мог бы засвидетельствовать свое почтение любым доступным ему способом. Однако ж, быть может, ему, с его высоты, все, что происходит в долине, кажется одним лишь преходящим мигом.
— А-а, — протянул Шендерович, — ну да, ну да… я, пожалуй, пошлю ему свое царское благословение. И дары. Достойные дары из своей царской сокровищницы, услаждающие взор, скрашивающие одиночество…
— Если он захочет их принять, — сухо сказал Дубан, — ибо отшельникам чужды мирские блага.
Город постепенно затихал, погружаясь в сон. Огоньки гасли, один за другим, на базарной площади купцы запирали лавки, открытые дотемна по такому случаю, жители Ирама расходились по домам, дабы продолжать предаваться веселью в прохладе комнат, за резными ставнями. В караулке у стен дворца грубые голоса стражников перемежались звоном оружия и плеском вина, льющегося из кувшинов.
— Пора, о, мои спутники, — сказал Шендерович.
Они двинулись к дворцовым воротам. На сей раз массивные украшенные ворота были закрыты. У калитки в дворцовой стене дремал еще один стражник.
— Пропусти, о, сонный! — царственным голосом велел Шендерович.
Стражник вскочил на ноги.
— По особому приказанию Повелителя Ирама, — каркнул Дубан, предъявляя мандат, украшенный восковой печатью.
— Сейчас, о, путники, — стражник не узнал Шендеровича, которого видел при свете дня и мельком, — только пропущу ослов.
Шендерович скрипнул зубами.
— Он что, издевается? — произнес он сдавленным голосом.
— Отнюдь, о, Повелитель, — торопливым шепотом произнес Дубан, — сейчас, на вершине ночи, пришла пора выводить нубийских ослов из их стойбищ, ибо сии животные не терпят дневного света.
— Тогда зачем они нужны? — удивился Шендерович.
— Не могу сказать тебе сего, о, Столп Силы, но таков обычай. Ирам единственное место под луной, где еще сохранились сии животные. Их разводят в стойлах, куда не проникает дневной свет, но ведь бедным животным нужно же когда-то поразмяться! Вот и выводят их по ночам, дабы они пощипали свежей травы и порезвились на свободе.
Шендерович пожал плечами.
— Странный вид национального богатства, — заметил он, — и что, кому-то они нужны?
— По преданию, они понадобятся тебе, — сурово сказал Дубан.
