— Смелый ты человек, дядя Юра! — улыбнулся Виктор, — По ночам по лесу ходить. Вернёшься, наверное, вообще за полночь. Это же далеко отсюда.
— Волков бояться — на печи валяться! Что я, дать, пионер какой, чтобы можно было меня на испуг взять? Тут, кстати, ребят среднего школьного возраста, которые в походы с вожатыми или воспитателями ходят, по-прежнему пионерами за глаза называют. Несколько раз слышал. Так вот, иду я в прошлом году по лесу, а меня несколько пионеров обгоняют. А я возьми да и захрюкай им вдогонку кабаном. Пошутить хотел. А один из пацанов — как вжарил! Потом на дереве я и остальные ребята его отыскали. Сидит наверху, трясётся весь и орёт: «Там кабан!» — «Да нет, говорю, никакого кабана! Хочешь, я ещё раз так хрюкну?» Насилу все вместе уговорили его слезть.
Все засмеялись.
— Я, вообще-то, нынче не шибко пуганый стал: ко всему привыкаешь… Это я поначалу трясся. Если кругом посмотреть — то даже сейчас, если бы все видели то же, что и я, многим жутко бы стало. Вон, сзади Николая, метрах в пяти, дерево, с которого русалочий хвост свисает. А вокруг нас, чуть поодаль — структуры странные ходят. Белые такие, прозрачные. Длинные. На тонких ножках-палочках. Ни на что не похожи.
Василь повернул голову вбок и посмотрел на указанное дерево. И с ужасом успел заметить, как в глубину ветвей постепенно прячется зеленый, серебрящийся хвост.
* * *
Решив слегка прогуляться, Виктор и Василь заглянули в лагерь анастасиевцев. Там было всё очень тщательно прибрано и вылизано до мельчайшей мусоринки. Земля около костра и лавочек была тщательно выметена домашним веничком, привезённым кем-то из города. На столе, возле тарелочки с фруктами, стоял букетик свежих, только что сорванных, полевых цветов. Рядом с нарисованным «кедром» и воззванием Порфирия Корнеевича Иванова появилось изображение дольмена со стрелочкой, направленной вверх, над ним и надписью рядом: «Связь с Космосом и Вселенной». А ниже теперь висел график работы, где пунктом номер один значилась «утренняя медитация и размышления об устройстве Вселенной», а последним — «прощение всех».
За этим уютным столиком под навесом сидела Марина, которая вязала крючком маленькую салфеточку. Увидев показавшихся на тропе Василя и Виктора, она радостно поздоровалась с ними и пригласила к столу. Откуда-то тотчас появились домашние рулеты с маком. Налила Марина гостям и мятного чая с сахаром. Несмотря на простую одежду, потертые голубые джинсы и чёрную футболку без рисунка, девушка, как заприметил Василь, положивший на неё глаз, выглядела довольно-таки гламурно. У Марины были длиннющие тонкие ноги. И на лицо не дурнушка, с большими карими глазами, и тёмные ровные волосы до плеч. Вот только все остальные формы, кроме ног, были для гламура все-таки слишком пышных форм и размеров.
— Я слышал, что тут, недалеко, дольмен есть, который почему-то называют женским. Я не разобрался, почему, но не зря, наверное, так его народ кличет, — начал Виктор, — Мы бы хотели к нему сходить, мы там ещё не бывали. Может, кто проведёт нас? Или — хоть направление покажет, да дорогу объяснит…
— Да, тут неподалёку есть такой дольмен. Мы с ним работаем, и я хорошо знаю к нему дорогу. Но должна вас предупредить, что дольмен этот для мужчин опасен. Ну… как бы это сказать… В общем, говорят, в прошлом году внутрь дольмена залез один молодой парень. Ещё он, кажется, нашёл там и забрал с собой небольшой камешек. И после этого дня его стали преследовать эротические сны, видения и очень бурные сексуальные желания, — Марина покраснела.
— Ну, мы с Василём вовнутрь не полезем, — успокоил Виктор, — просто я тут информацию о дольменах собираю. Больше всего меня интересует их местоположение. Есть у меня кое-какие идеи, но пока мало материала.
— Да я бы, конечно, вас хоть сейчас провела. Но там сейчас Людмила медитирует. Ей мешать нельзя. И к тому же, вначале мне нужно спросить у неё разрешения. Ведь она — лидер нашей группы. Такая умница! Очень духовный человек. Людмила у кришнаитов получила какое-то самое высокое, я в них не разбираюсь, посвящение. Но потом, несколько лет тому назад, ушла от них и занялась собственной духовной практикой. Она получает информацию по каналу и работает с дольменами. С мужем со своим она давно уже живет, как сестра с братом, поскольку её энергетика должна устремляться только к высшему. Она очень сильный, волевой, решительный человек с необычными способностями. Йогин, в общем, настоящий.
— А она полученную информацию как-нибудь вам передает? Записывает, рассказывает? Надо же иногда и с человечеством поделиться, — донимал вопросами Виктор.
— Да, иногда — делится. Говорит о высшей роли в будущем женщин, через которых спасётся земля. Ещё о том, что сейчас существует сорок шесть миров и появляется сорок седьмой… О том, что скоро будет Переход, но точных сроков его никто, кроме посвящённых, не должен знать. Ей иногда открываются очень большие тайны Вселенной, но я не всё помню и не всё понимаю. А вообще, она такой человек, что уже постепенно переходит на космическую энергию, на питание солнечными лучами. Ей уже достаточно бывает в день съесть одно яблоко и выпить несколько стаканов воды, — закончила Марина восторженно. И, глядя на её пышные формы, Василь подумал, что малое количество съедаемого — для неё самый высокий показатель духовной работы.
* * *
— Всё-таки, дядя Юра, иногда мне хочется поверить в то, что Россия родит какую-то новую идею, которая всех сплотит, — и тому подобное… Национальная гордость, что ли, бунтует, не хочется, чтобы наша страна плелась позади всех в хвосте мира, — неспешно размышлял Николай, подливая в кашу немного постного масла.
— Любая, дать, национальная сверхидея сейчас — это начало фашизма, — отозвался дядя Юра, — Свято верю и надеюсь, что её у нас не будет. А светлой идеи — сейчас — наш народ выработать не сможет. Для этого нет условий. И никто не даст сплотиться народу для чего-нибудь светлого и благородного, дубинками разгонят. Победить смогло бы только нечто грубое и сильное. Мы слишком ограничены, слишком обездолены. Снизу, так сказать, мы не сможем создать фонд для добрых дел, потому что всё, что происходит последнее время у нас в стране, исходит сверху, а всё, что исходит от людей, подавляется в зародыше. В результате, мы давно все разобщены и думаем лишь о еде — и подобных нуждах. Какая уж тут духовность, какое благородство? Нас привыкли унижать и гномить на каждом шагу. Без такой обработки, не будучи оболваненным, в нашей стране сейчас и не выживешь.
К тому же, почти каждый нынешний ребенок, я имею в виду, из обычной, нормальной семьи, с детства, дать, знает, что он НИКОГДА не сможет побывать в других странах, иной раз — даже в других городах. В Москву или Питер съездить для него так же реально, как на Луну слетать. Потому что в его семье денег и на кусок хлеба иной раз не хватает. Семья голодает. Какая уж тут романтика, горизонты будущего? Наши дети — маленькие старички. Их, на самом деле, ещё больше, чем взрослых, давит материальность. И с самого детства их программируют на стяжательство и нищету духа. Те люди, что собрались здесь, на Поляне — большие неправильные дети. Изгои, не смогшие реализовать себя в обществе. Да ещё, имеющие совсем другие цели — не те, которые провозглашены обществом рыночной экономики. Иные люди. Та самая соль земли, которой скоро может и совсем не стать. Потому что, даже физически — выживают лишь прагматики. Те, у которых нет ни малейшего внутреннего мирка, а есть лишь внешняя нахрапистая реализация. Те, кто готов пройти вверх по трупам и вырвать последний кусок изо рта ребенка. А оправдание они придумают любое. Например, что лишь такое отношение к миру делает рыночную экономику самой рыночной и экономной, дать, и она несёт прогресс всему человечеству. Грубая сила всегда побеждала в этом мире, душа всё хрупкое и нежное. Только теперь эта борьба идёт на всепланетном уровне.
