Между тем кувыркание в высокой траве, казалось, достигло кульминации. Существа приплясывали, дергались, подпрыгивали, истошно взвизгивали. Казалось, они вот-вот сольются друг с другом в противоестественном экстазе. А этого нельзя было допустить. Беда заключалась в том, что он не мог опуститься чуть ниже, чтобы нанести точный удар. Причем поразить он хотел именно жабу. Однако она сама подставила себя под удар, невероятно высоко подпрыгнув. Тут он что есть силы треснул наглую жабу своим оружием по бугристой голове.
Однако удар получился несколько странным. Бутылка словно провалилась в жидкое тесто. При этом раздался громкий хлопок. Жаба утробно хлюпнула и стала распадаться. Сгустки густой, бурой слизи брызнули в разные стороны, в том числе и на него, заляпав тело и лицо. И пахла слизь как прокисшее тесто, остро и кисло.
Тут же вокруг начались и другие изменения. Освещение стало ярче, но чуть заметно мигало, словно не совсем исправная люминесцентная лампа. Зелень потускнела, пожухла, словно вымерзла. И сам окружающий мир, казалось, с минуту назад излучавший добро, вдруг стал колючим и острым, словно осколок стекла. Но самая странная метаморфоза произошла с Лилькой. Увидев, что подруги не стало, ящерка преобразилась. Она выросла в размерах, цвет ее из золотистого стал ярко-оранжевым, а тело как бы светилось изнутри, миловидное личико исказилось до неузнаваемости, клычки, ранее чуть заметные, превратились в огромные загнутые клыки. Чертовка взглянула на висевшего над ней Павла, продолжавшего сжимать бутылку, и злобно рыкнула, словно рассерженная тигрица. Потом она разинула свою пасть и изрыгнула в Павла язык пламени. Однако жар не причинил ему ни малейшего вреда. Во всяком случае, он продолжал болтаться над пожелтевшей поляной…
Тут сознание нашего героя словно сжалось в крошечный, липкий комок вроде жвачки. Окружающий мир исчез. Остался лишь край стола с двумя бутылками и полупустым бокалом. Еще здесь имелось блюдо с морепродуктами: рыбой, нарезанной тонкими разноцветными ломтиками, розовыми усатыми креветками и небольшим крабом в центре. Это призрачное изобилие висело в мерцающей пустоте, словно картина без рамы, потом оно стало мутнеть, расплываться, пока совсем не исчезло.
Очнулся Павел под утро. Он лежал на чем-то мягком и пушистом. В комнате было темно. Рядом кто-то тихо посапывал. Павел протянул руку, нащупал теплое тело в ночной рубашке или в чем-то подобном, осторожно провел по нему рукой, стараясь определить: кто это. Пальцы коснулись маленькой груди. Лилька! Он не стал убирать ладонь, наоборот, дотронулся до соска, который под пальцами тут же затвердел.
Лилька зашевелилась, потом дернулась, сбрасывая его руку.
– Кто?.. Чего?.. – хрипло пробормотала она.
– Да я это, – прошептал Павел. – Не ори.
Лилька сонно вздохнула, что-то пробормотала и повернулась на бок. И сколько Павел ни тормошил ее, никак на его прикосновения больше не реагировала. Павел оставил посягательства, а вместо этого прижался к гибкой Лилькиной спинке, отчего та недовольно зафырчала, и решил заснуть. Однако сон не шел.
И тут он вдруг вспомнил… Сон? Да, конечно; что же еще? Однако как все ярко и свежо. Вплоть до вкуса напитков, вплоть до последней травинки… А этот последний эпизод… Когда он треснул бутылкой по башке это жабоподобное существо. Фонтан брызг! На него тоже попало. Липкая слизь на коже… Омерзительное ощущение! Павел невольно вздрогнул, потом провел пальцами по лицу, шее… Ничего похожего. Теплая кожа, и только. Никакой слизи. И все же… Конечно, в этом сне происходили разные фантастические события, превращения, например. Хотя бы с той же Лилькой. Она стала похожа на ящерицу, а потом… после того, как он хватил пузырем по ее подружке… Точно огненный дракон! Пламя из пасти. Интересный все-таки сон. Помнится, с ним самим произошли некоторые изменения. К сожалению, он так и не понял, какие именно. Единственное приобретенное свойство, которое он четко осознал, – возможность летать. Впрочем, летать – слишком сильно сказано. Скорее висеть в воздухе. А передвигался он, помнится, с помощью пуканья. Павел едва слышно хмыкнул. Ничего не скажешь, оригинально.
Вовсе не странно, что в итоге внезапно захотелось в туалет. Еще не хватало. Но он даже не знает, где сие заведение находится. Чем больше Павел крепился, тем сильнее тянуло опорожнить мочевой пузырь. Наконец он не выдержал, поднялся и, ощупывая руками стены, поплелся к выходу. Так, похоже, коридор. Какая-то дверь. Павел отворил ее, нашарил на стене выключатель. Вспыхнул свет. Обычная, пустая комната. Следуем дальше.
Коридор кончился лестницей, ведущей куда-то вниз. Павел шагнул на первую ступеньку, остановился. Новые мысли внезапно пришли в голову. Допустим, он слишком много выпил, поскольку даже не помнил, как попал на ложе рядом с Лилькой. К тому же он был раздет. Неужели сам поднялся? Почему бы и нет. Вполне возможно. Однако на самом ли деле находился в состоянии сильного опьянения? Голова вроде не болит, и других ощущений от избыточного возлияния не наблюдается. А что он, собственно, пил? Некий напиток, доставленный, по уверениям хозяйки, с Гаити. Вот и разгадка. Этот напиток скорее всего наркотик-галлюциноген. Постой, постой… И в прошлые разы, начиная с той проклятой квартирки, где мужик зарезал жену, а потом покончил счеты с собственной жизнью. Помнится, и там принимал какую-то экзотическую дрянь. А в других случаях? Например, на кладбище? Там, насколько он помнит, алкоголь не присутствовал. А глюки были! То-то и оно… Значит, не наркотик. Что же тогда? Неужели он действительно съехал с катушек? Павел вспомнил странные взгляды, которые бросала на него психиаторша. Но, с другой стороны, взять хотя бы бурышкинскую шаманку. Та вообще постоянно пребывает в мире духов, однако на сумасшедшую она вовсе не похожа.
От напряженных размышлений Павел вообще забыл, зачем отправился в путь. Однако организм напомнил, и он, держась рукой за перила, стал осторожно спускаться. Лестница, как оказалось, вела в холл. Здесь было чуть светлее, а возможно, глаза Павла привыкли к темноте. Не включая света, он проследовал дальше и довольно быстро нашел то, что искал. Облегчившись, Павел отправился назад, но остановился в холле. Внимание привлек довольно необычный резкий запах, который, казалось, только усиливался, стоило ему чуть отойти в сторону от входа. Пахло не то чтобы неприятно, но очень необычно. И, главное, запах, а вернее, отдельный его компонент, казался отдаленно знакомым. Это был некий речной, даже болотный дух: смесь ароматов нагретой ряски, теплой стоячей воды и резаной осоки.
Павел включил освещение. Все было по-прежнему: неубранный стол, уставленный бутылками и закусками, огромный мертвый глаз телевизора, черная дыра камина. Но что-то еще…
