Перси фыркнул.
— Дурацкая игра. Глупее разве что «ведьма».[46]
— Поэтому я и предложил тебе составить нам компанию, — улыбнулся Зверюга.
— Все шутите, — буркнул Перси и ретировался в мой кабинет.
Мне, конечно, не хотелось, чтобы эта крыса протирала задницей мой стул, но я промолчал.
Время ползло. Двадцать минут первого. Половина. В двенадцать сорок Джон Коффи поднялся с койки и, подойдя к решетке, схватился руками за прутья. Зверюга и я заглянули в камеру Уэртона. Тот лежал на спине, улыбаясь потолку. С открытыми глазами, напоминающими большие стеклянные шары. Одна рука покоилась на груди, вторая свешивалась до пола.
— Не прошло и часа, а Крошка Билл уже превратился в Мечтателя Уилла, — хмыкнул Зверюга. — Интересно, сколько таблеток снотворного растворил Дин в «коле».
— Достаточно. — Голос мой чуть дрожал. Не знаю, почувствовал ли это Зверюга, но я сам эту дрожь расслышал. — Пошли. Надо довести дело до конца.
— Ты не хочешь подождать, пока он окончательно отключится?
— Он уже отключился, Брут. Просто забыл закрыть глаза.
— Босс у нас ты. — Зверюга огляделся в поисках Гарри, но тот уже стоял рядом. А Дин сидел за столом дежурного, тасуя карточную колоду и то и дело поглядывая на дверь моего кабинета — присматривал за Перси.
— Время? — Лицо Гарри над синей униформой побледнело, но говорил он решительно.
— Да. Если уж решили начинать, то пора.
Гарри перекрестился и поцеловал большой палец.
Потом направился к изолятору, открыл дверь и вошел, чтобы тут же выйти со смирительной рубашкой. Протянул ее Зверюге. И втроем мы зашагали по Зеленой миле. Коффи стоял у решетки, наблюдая за нами, но не произнес ни слова. Когда мы достигли стола дежурного, Зверюга убрал смирительную рубашку за спину, достаточно широкую, чтобы полностью скрыть ее.
— Удачи, — выдохнул Дин, такой же бледный, как и Гарри, и не менее решительный.
Перси сидел за моим столом, в моем кресле и штудировал книгу, на этот раз не «Фрегат» или «Мужское приключение», а «Уход за душевнобольными в клинике». По затравленному взгляду, брошенному на нас, можно было подумать, что читает он «Последние дни Содома и Гоморры».
— Что такое? — Он торопливо захлопнул книгу. — Что вы хотите?
— Поговорить с тобой, Перси, — ответил я. — Только и всего.
Но на наших лицах он прочел нечто большее, чем желание поговорить, и торопливо вскочил, чтобы метнуться к открытой двери в кладовую. Он подумал, мы пришли затем, чтобы устроить ему хорошую выволочку.
Гарри опередил его, застыв перед дверью со сложенными на груди руками.
— Говорите! — Перси смотрел на меня, изо всех сил стараясь не выказать страха. — В чем дело?
— Не спрашивай, Перси. — Я-то думал, что все придет в норму, как только мы перейдем к реализации этого безумного плана, но так не получилось. Я все еще не мог поверить, что все это происходит наяву. Что это не дурной сон. Я ожидал, что жена вот-вот тряхнет меня за плечо и скажет, что я слишком громко стонал во сне. — Будет лучше, если ты сделаешь все, что тебе скажут.
— А что у Зверюги за спиной? — осипшим голосом спросил Перси.
— Ничего, — ответил Зверюга. — Кроме… вот этого…
Он выхватил из-за спины смирительную рубашку и потряс ею, как матадор плащом, призывая быка броситься на него.
Глаза Перси широко раскрылись, и он метнулся в сторону. Однако убежать ему не удалось, потому что Гарри схватил его за локти.
— Отпустите меня! — завопил Перси, пытаясь вырваться.
Такого, конечно, быть не могло, Гарри превосходил его и весом, и силой, бицепсы у него были как у человека, все свободное время пашущего землю плугом и рубящего дрова, но Перси удалось дотащить Гарри за собой до злосчастного зеленого ковра, который я давно собирался поменять. На мгновение мне показалось, что он сумел вырвать одну руку: паника явно прибавила Перси сил.
— Успокойся, Перси, — попытался остановить его я. — Будет лучше…
— Незачем мне успокаиваться! — Перси все вырывался и вырывался. — Отстаньте от меня! Все отстаньте! У меня есть связи! Большие связи! Если вы все это не прекратите, отправитесь в кандалах в Южную Каролину!
Еще рывок, и бедром Перси ударился о мой стол. Книга, которую он читал, «Уход за душевнобольными в клинике», подпрыгнула, и из нее выскочила другая, маленькая, размером с брошюру. Не «Последние дни Содома и Гоморры», но одна из тех, что мы даем заключенным, если их сексуальное возбуждение перехлестывает через край, но они отличаются примерным поведением.
Я опечалился, увидев, что Перси уединился в моем кабинете, чтобы читать порнуху; Гарри, заглянув через плечо Перси, скривился от отвращения, а вот Зверюга загоготал, отчего весь запал вышел из Перси, по крайней мере на время, как пар из свистка.
— Ох, Перси. — Зверюга покачал головой. — Что скажет твоя мама? А губернатор?
Перси покраснел как помидор.
— Заткнитесь. И оставьте в покое мою мать.
Зверюга бросил мне смирительную рубашку и наклонился к Перси.
— Ты прав. А теперь вытяни вперед руки и будь хорошим мальчиком.
Губы у Перси дрожали, глаза подозрительно блестели. Я понял, что он сейчас расплачется.
— Не вытяну. — Мальчишеский, полный обиды голос. — И вам меня не заставить. — Тут он сорвался на крик, зовя на помощь. Гарри дернулся. Я тоже. Пожалуй, в тот момент мы были ближе всего к тому, чтобы поставить точку на наших планах. Мы — да, но не Зверюга. Он не колебался ни секунды. Зашел за спину Перси, встав плечом к плечу к Гарри, который по-прежнему держал Перси за руки, и крепко ухватил его за уши.
— Прекрати орать, — процедил Зверюга. — Или у тебя будут самые большие в мире уши.
Вопли прекратились. Перси застыл, уставившись на картинку в брошюре, на которой персонажи делали нечто очень интересное, на что в жизни я никогда не решался.
— Вытяни руки, — продолжал Зверюга, — и довольно глупостей. Быстро!
— Нет, — упрямился Перси. — Не вытяну, и вы меня не заставите.
— Вот тут ты ошибаешься. — И Зверюга крутанул уши Перси, как крутят вентили на газовой плите, чтобы добавить или уменьшить напор газа. Раздался крик боли и изумления. Но не только боли и изумления. Понимания. Впервые в жизни Перси осознал, что плохое случается не только с теми людьми, которые не состоят в родстве с губернатором. Мне хотелось сказать Зверюге, чтобы он это прекратил, но я, естественно, промолчал. Мы зашли слишком далеко, чтобы давать задний ход. Я напомнил себе, на какие муки Перси обрек Делакруа только потому, что тот посмеялся над ним. И воспоминания эти еще больше укрепили меня в мысли, что негоже поворачивать назад.
