— Похоже, Хаджи прав. Остался всего один экземпляр.
Трое из нас согласны, что Предел существует лишь один. А Хаджи к тому же утверждает, что и путь тоже только один.
— И каков же он? — спросила Хлоя.
— Воссоединение камня, — ответил Хаджи. Он хотел сказать что-то еще, но тут заговорил лорд Эргли, объясняя для Хлои происходящее.
— Из всех нас только господин мэр настаивает на существовании другого пути: Узнав о нашем камне, господин мэр пришел просить использовать его для добрых дел.
— Но мне казалось, что правительство… — нерешительно начала Хлоя.
Лорд Эргли улыбнулся.
— Правительство обнаружило, что камень, к несчастью, утратил свои чудесные свойства.
— Как! — воскликнула пораженная Хлоя.
Хаджи встал.
— Это немыслимое святотатство! — произнес он.
— Но это и в самом деле может быть так, — заметил лорд Эргли. — Я даже думаю, что иначе и быть не могло.
Камень, оказавшийся у них в руках, вполне соответствует представлениям лорда Белсмера и Гатера Брауна. Если это и святотатство, то Справедливость оно не нарушает.
— Что значит — утратил свойства? — спросила Хлоя, не сводя глаз с чуда, сиявшего посреди стола и своими переливами управлявшего биением ее сердца.
— Да не обращайте вы внимания на их фокусы, — досадливо поморщился лорд Эргли. Он помолчал, тоже глядя на камень, и добавил так, словно обращался к нему:
— Но чего нам ожидать с таким Исполнителем? — Он опять помолчал и продолжил:
— Да, значит, мэр Рича просит нас использовать камень для исцеления всех больных и немощных у него в городе. — Судья подождал вопросов от Хлои, но и она молчала, словно приготовившись записывать продолжение его мысли, как обычно бывало при работе над «Природой Закона». — И вот мы сидим и гадаем, какой путь выбрать. Мэр и Хаджи придерживаются противоположных точек зрения, мы с Донкастером пока не определились, а камень, хотя и знает наверняка, какой путь следует избрать, помочь нам не торопится. А каково ваше мнение?
Хлоя покачала головой. Клершоу немедленно пристал к ней с мольбами пожалеть несчастных, но взглянув в глаза девушки, замолчал.
Лорд Эргли тронул его за локоть.
— Все это верно, — сказал он, — и достаточно ужасно.
Но я даже сейчас не знаю, что тут можно сделать.
— Вы просто боитесь действовать! — вскричал мэр.
— Едва ли, — коротко бросил судья.
— Ну так разделите камень, — горячился мэр, — дайте мне одну часть, а с другой делайте, что хотите.
Хаджи нервно дернулся, но лорд Эргли успокоил его движением руки.
— Нет, этого я не могу позволить, — сказал он. — Я пока еще Верховный судья, и независимо от того, как долго я им пробуду, не могу допустить насилия над камнем.
— Так выносите же ваш приговор ради Бога, и покончим с этим! — горестно воскликнул мэр.
Лорд Эргли выдержал долгую паузу и заговорил так, словно действительно оглашал приговор в зале суда:
— Думаю, немногим моим предшественникам приходилось решать подобный вопрос. Здесь не годятся законы Ирана или Англии, не подходит ни один моральный кодекс. Но Бог запрещает судьям говорить по собственному разумению, о каком бы вопросе ни шла речь. Ибо если идет суд, какие бы грозные силы ни стояли за истцами в этом процессе, им придется подчиниться решению суда. Требуется отыскать прецедент, а может, и нечто большее. Один из наших мифов рассказывает о том, что Бог подчинился букве римского законодательства. Кто бы ни стоял перед нашим судом, люди или боги, мы не можем умыть руки и отойти в сторону. Насколько я вижу, наше разбирательство идет между Богом и людьми. Ужасно отказывать больному в исцелении, но куда более ужасно приковывать к земле то, что ей не принадлежит, а если и принадлежит, то лишь на своих собственных условиях и тем способом, который изберет оно само. Раз камень не явил ту или иную милость, нельзя принуждать его к этому. Начиная с прошлой ночи мы поняли, что эта вещь принадлежит только сама себе. Поэтому я заявляю: необходимо в первую очередь предоставить камень самому себе, но где и Как это сделать, я пока не знаю. Из присутствующих здесь один связан клятвой, другой требует камень для своих целей, а двое не знают пути. Есть лишь один путь для камня и лишь один человек, избравший этот путь. — Судья поглядел на Хлою, и голос его изменился. — Вы станете путем для камня? — спросил он.
— Вы хотите, чтобы я стала? — спросила Хлоя.
— Станете? — снова спросил судья и заговорил со своей Обычной мягкой иронией. — Хотите сидеть на троне Сулеймана ибн Дауда? Хотите стать первой среди всех, владевших камнем, среди царей и законников, Нимрода, Августа, Мухаммеда, Карла, первой и, может быть, единственной, вернувшей его добровольно?
Хлоя вспыхнула и жалобно посмотрела на судью.
— Неужели я выгляжу такой дурой? — спросила она. — Я и не думала сравнивать себя с ними, я только спросила, чего хотите вы.
— Не тревожьтесь, дитя мое, — тихо сказал судья. — Никто не может знать, что он делает на самом деле. Быть может, вам предстоит сделать больше их всех. Но почему вы так хотите, чтобы именно я принял решение?
— Вы же сказали: между нами — Камень, — ответила Хлоя. — Если это так, как же иначе я могу войти туда?
— Значит, если я попрошу вас сделать это…
— Я сделаю, что смогу.
— А если — нет?
— Тогда я подожду, пока вы не решите, что пришла пора. Без вас, сама по себе, я не смогу.
Судья долго смотрел на Хлою. Остальные прислушивались к голосам мальчишек-газетчиков, долетавшим через открытое окно. «Волнения в Риче усиливаются! — вопили они. — Официальное заявление. Камень — мистификация.
Слухи о войне на Востоке! Слухи о войне…» Лорд Эргли подошел к окну, послушал, потом снова повернулся к Хлое.
— Не знаю, верю ли я, а если верю, то во что? — проговорил он. — Но здесь возможно только одно. Это одно — в вашем сознании, а раз так, значит, и мое место определено.
Я возьму на себя то, о чем вы просите. Если путь для камня существует, ради бога, давайте дадим ему возможность уйти этим путем, и пусть Сила, повелевающая камнем, проявится через нас, если пожелает.
Судья поднял камень, подержал на вытянутой руке, словно демонстрируя всем присутствующим, и протянул Хлое.
— Продолжайте, дитя мое, — сказал он.
Хлоя вспомнила видение, посетившее ее в этом кабинете несколько дней назад. Она уже слышала тогда похожий голос, он приказывал, а она боролась сама с собой, чтобы подчиниться ему. На этот раз обошлось без всякой борьбы, сознание оставалось совершенно свободным, и так же свободны были ее движения, когда она выступила вперед и протянула ладони, сложенные лодочкой. Судья поднял руки над ладонями девушки. Наверное, он не хотел показать волнения, но голос дрогнул, когда он спросил:
