Ты понимаешь, Кейт? Вот в чем проблема: любое намерение — это слишком. Тебе не стоит беспокоиться, твоя эта воля или наша. В пределах Единства есть только одна воля. И с ней жизнь становится намного проще.
Но Кейт что-то почувствовала… легкое изменение в настроении Единства, тень нерешительности. И она осознала, что их единение — дорога с двусторонним движением. Они могут смотреть в глубины ее мышления, но и она может смотреть в их мозги. Не четко, не глубоко, но достаточно, чтобы составить впечатление.
— А ведь вы боитесь, не так ли?
По окутывающей ее сияющей пелене прошла легкая зыбь.
Нет. Конечно же нет. Мы будущее. Мы неизбежны. Нам нечего бояться.
Но Кейт сомневалась — было ли то искреннее убеждение или же просто благие пожелания.
— А что, если Филдинг найдет убийцу вируса, который сработает против вас? Или еще лучше — вакцину? Что тогда случится с вашей неизбежностью?
Он этого не сделает. Не сможет. У него не хватит времени.
— Времени у него более чем достаточно. Вы связаны по рукам и ногам вашей же собственной природой. Ваша инфекция передается через кровь. Потребуются десятилетия…
Кейт чуть не задохнулась, когда ее окатила волна радостного ожидания, смывая страхи и подозрения; ее подняла волна наслаждения, более мощного, чем даже оргазм.
Неправда! Ты убедишься! Мы одержим верх! Мы распространимся по всей планете. И ты станешь частью всего этого!
— Нет. Потому что, если Филдинг не остановит вас, я предвижу, что это сделает кто-то другой.
Ты говоришь о своем брате? Голос засмеялся. Как он сможет остановить нас, если скоро станет одним из нас!
У Кейт подогнулись колени. Только не Джек! Как? Когда?
Вчера утром. Он оказался слишком умен, и поэтому бывший Теренс оцарапал его булавкой, смазанной нашей кровью.
— Нет! — закричала она, выламывая и выдергивая свои зажатые руки, что застало Единство врасплох; освобождаясь, она рвала контакты, — вдруг благостное сияние расползлось на клочки и исчезло, уступив место бездне, полной страха и отчаяния.
Видение расплылось, перед глазами поплыли черные пятна, которые, расширяясь, поглотили ее.
— Мам, Джек выздоровеет?
Вокруг слабо шелестели чьи-то бесплотные голоса. Он попытался опознать их, но его беспомощному мозгу было не под силу сосредоточиться.
Тот последний, детский голос… как ее зовут? Вики. Это был ее голос. Но звучал так, словно она была в дальнем конце туннеля Линкольна под Гудзоном. Он попытался открыть глаза, чтобы найти ее, но тяжелые веки весили тонны.
— Конечно, милая, — сказал другой голос, женщины постарше… голос Джиа. Но он звучал еще дальше—в конце Голландского туннеля Джерси-Сити. — Он и раньше болел. Помнишь прошлое лето?
— Я не хочу думать о прошлом лете.
— Я понимаю, что не хочешь. Но помнишь страшное время, когда он был ранен и болен и мы выхаживали его?
— Да.
— Вот и сейчас такое же время.
— Но тогда к Джеку приходил доктор.
— Если его можно так называть.
Даже в мучительном бреду Джек не мог не улыбнуться. Джиа никогда не испытывала доверия к доку Харгесу.
Он почувствовал прохладу, когда со лба убрали согревшееся полотенце.
— Вот, милая. Пойди смочи снова в холодной воде.
Когда торопливые шаги Вики исчезли на кухне, Джек услышал тихий голос Джиа, приникшей к его уху:
— Джек, ты меня слышишь?
— М-м-м…
— Джек, я боюсь. У тебя температура сто четыре[17], и я не знаю, что с тобой делать.
Он попытался выдавить два слова:
— Док… Харгес…
За все эти годы у дока Харгеса было несколько столкновений с официальными инстанциями, так что в настоящее время его лицензия была недействительна. Но это отнюдь не значило, что он растерял все свои знания, просто у него не было законного права практиковать. Джек уже доверял ему свою жизнь раньше и сделает это снова.
— Я три раза звонила ему. — Он слышал напряжение в голосе Джиа. — Добралась только до его автоответчика, но он не перезвонил.
— Какой сейчас месяц? — прошептал Джек.
— Месяц? Ты забыл? Июнь.
Черт. Каждый июнь Харгес отправлялся в Аризону навестить внуков. А он так рассчитывал на его помощь.
— Я боюсь, Джек. У тебя такой вид, словно ты был в коме.
В коме? В коматозном состоянии? При такой температуре он в коме изжарился бы.
— Я звоню в «Скорую помощь».
— Нет!
— Прошу тебя, Джек. Я боюсь, что ты умрешь! Он не может отправляться в больницу. Слишком много вопросов, слишком много ловких чинуш, которые будут запускать пальцы в каждую щель его жизни в поисках денег.
— Даже не думай… Никаких больниц…
— Я не могу больше этого выносить, Джек. Я не могу просто сидеть и смотреть, как ты вскипаешь на глазах. Вызову «скорую помощь».
Когда Джиа встала, Джек выпростал руку из-под одеяла и перехватил ее. Не так крепко, чтобы оттянуть ее назад — у него и сил не было, — но этот жест остановил ее.
Нельзя позволять ей, чтобы его увезли в карете «Скорой помощи».
Она решительно вырвалась.
— И почему только я раньше об этом не подумала? До чего я была глупа!
Что она делает? Ему хотелось крикнуть и остановить ее. Пожалуйста, Джиа. Никакой «скорой помощи»! Я вылезу. Мне только нужно как следует отдохнуть. Не делай этого! Но у него пропал голос.
Все опасения были погребены ошеломляющей усталостью, которая захлестнула его с головой. Джек снова отключился.
Кейт пришла в себя на диване. Рядом сидела Жаннет, держа ее за руку.
Что случилось? — возник у нее вопрос, но Жаннет ответила прежде, чем мысль окончательно сформировалась:
— Ты потеряла сознание. Кейт осмотрелась:
— А где остальные?
— Мы… они ушли. Есть еще кое-какие дела. Неужели все это было в самом деле? От сильной головной боли у Кейт слепило в глазах, и она закрыла их. Или она была одурманена? Находилась под гипнозом?
— Все было на самом деле, — сказала Жаннет. Кейт высвободила руку и отодвинулась на другой конец дивана. Это не Жаннет. Она читает ее мысли.
Может ли быть такое? Неужели странный новый вирус может настолько изменить человеческие мозги, что между ними устанавливаются связи? Это слишком невероятно. Такие вещи случаются лишь на научно-фантастическом канале телевидения, который любит смотреть Кевин.
Но если этого не было в реальности, что же она недавно испытывала?
И почему ее не покидает чувство, что мозг не полностью принадлежит ей? Это что, сила внушения… или на самом деле?
