— Меня ждет мать-настоятельница, — сказал он, входя.
— Да, конечно. Позвольте проводить вас…
— Рада, что вы пришли, монсеньер Делгард, — послышался голос с другого конца вестибюля.
Мать Мари-Клер, настоятельница монастыря, а также глава монастырской школы, подошла к нему; на груди ее поверх серой рясы блестел серебряный крест, отражая падающий сверху свет. Это была маленькая женщина, худая и хрупкая, какими обычно бывают монахини, но, казалось, гораздо более суровая. На узкой переносице поблескивали очки, а невыщипанные брови придавали лицу строгость, которая, Делгард знал, на самом деле не была присуща этой женщине. Ее руки были сцеплены на животе, словно она непрерывно молилась, и священник подумал, что, возможно, так оно и было. Настоятельница встала перед ним, и он увидел в глазах за стеклами очков тревогу.
— Простите, что я так поздно, мать-настоятельница, — проговорил Делгард. — Было много приготовлений к завтрашнему дню.
— Понимаю, монсеньер. Вы очень любезны, что пришли в столь поздний час.
— Она в своей комнате?
— Да, но не спит. Ей как будто бы отчаянно нужно вас увидеть.
— Так она знала, что я приду?
Мать Мари-Клер кивнула.
— Можно предложить вам выпить чего-нибудь горячего, прежде чем вы увидитесь с ней? Вы, должно быть, замерзли.
— Нет, спасибо. Все в порядке. Думаю, мне лучше сразу отправиться к ней.
— Вы не хотите встретиться с ней здесь? Или в моем кабинете?
Делгард улыбнулся.
— Нет, наверное, ей будет легче говорить в уединении своей комнаты.
— Как изволите, монсеньер. Я провожу вас.
Он поднял руку.
— Я знаю, где ее комната, мать-настоятельница. Пожалуйста, не беспокойтесь. — Делгард двинулся к лестнице, на ходу расстегнув пальто и отдав его сестре-монахине, которая отворила ему дверь.
— Монсеньер?
Он остановился и обернулся.
— Как вы думаете, было бы разумно позволить Алисе присутствовать на завтрашней мессе?
— Она хочет этого, мать-настоятельница. Она настаивает…
— Она всего лишь ребенок… — Монахиня не договорила.
— С которым нужно обращаться как можно бережнее, — мягко закончил Делгард.
— Но толпа Столько народу…
— Мы не можем держать ее взаперти. Боюсь, люди заподозрят какую-нибудь зловещую причину.
— Но ради ее же пользы.
— Она так расстраивается, когда мы не пускаем ее в церковь. Я думаю так же, как вы, преподобная мать, но не все от меня зависит.
— Конечно, епископ Кейнс…
— Нет, не только епископ хочет показать Алису народу. Такие решения больше не принимаются единолично. Пожалуйста, не беспокойтесь о ее безопасности: девочку будут хорошо охранять.
— Меня беспокоит состояние ее ума, монсеньер. — В тоне настоятельницы не было ни порицания, ни горечи, а только забота и печаль.
— Нас всех это беспокоит, преподобная мать. Заверяю вас — всех.
Он начал медленно подниматься по лестнице, словно ему не хотелось добраться до верхнего этажа.
Мать Мари-Клер машинально потрогала серебряный крест на цепочке и прошла в крохотную молельню за вестибюлем, где горячо молилась до прихода монсеньера Делгарда Монахиня, отворившая ему дверь, теперь заперла ее и прошла вслед за настоятельницей по вестибюлю, остановившись по пути, чтобы повесить пальто священника на вешалку под лестницей. Она смотрела на поднимающуюся по ступеням фигуру, пока монсеньер не исчез во мраке верхнего этажа, а затем вернулась к своим обязанностям по монастырской кухне.
На верху лестницы Делгард остановился, давая глазам привыкнуть к слабому освещению. С обеих сторон коридора располагались редкие двери, ведущие в кельи монахинь. Комната, Которую он искал, находилась в середине коридора, справа. Священник удивился, что Молли Пэджетт так настоятельно понадобилось увидеться с ним этой ночью, и сказал себе, что скоро узнает причину. Он подошел к двери и тихо постучал.
Одно мгновение не слышалось ни звука, потом раздался голос:
— Кто там?
— Это монсеньер Делгард, — ответил священник тихо, не желая беспокоить спящих.
Дверь почти мгновенно открылась, и оттуда показалось бледное, утолщенное лицо Молли.
— Большое вам спасибо, что пришли, — сказала она, и голос ее дрожал.
— Мать Мари-Клер сказала, что вам нужно…
— Да, да, мне нужно было вас видеть. Простите, что пришлось прийти в такой час. Пожалуйста, входите.
В комнате была одна койка, умывальник, жесткий, неудобный с виду стул, крохотный шкафчик для одежды — и больше никакой мебели, не считая черного распятия на стене. После мрака в коридоре единственная лампочка под потолком казалась неприятно яркой. Молли Пэджетт села на край кровати и сцепила руки на коленях, а Делгард отодвинул от стены стул и поставил рядом с женщиной. Он сел, позволив себе чуть слышно застонать от удовольствия, притворяясь, что кости болят сильнее, чем в действительности: он понимал, что женщина побаивается его, и старался казаться не таким грозным.
— Боюсь; от этой погоды мои суставы задеревенели, — с улыбкой сказал священник.
Молли улыбнулась в ответ, но ее улыбка была короткой, нервной.
Он ощущал себя слишком усталым для долгой преамбулы, но чувствовал, что нужно снять напряжение.
— Как они принимают вас здесь, в монастыре, Молли? С виду здесь не очень уютно.
Она посмотрела на свои руки, и он увидел, что они крепко сжаты.
— Они очень добры к нам, святой отец… простите, монсеньер.
Делгард наклонился и потрепал женщину по руке, его огромная ладонь скрыла обе ее руки.
— Все в порядке. Нет никакой разницы между монсеньером и простым священником — только прихотливый титул, вот и все. Вы выглядите усталой, Молли. Вы не спали?
— Не очень хорошо, монсеньер.
— Ну, это понятно: вы столько пережили. Разве врач не прописал вам что-нибудь? Что-нибудь, чтобы расслабиться, легче уснуть.
— Да-да, он дал мне какие-то таблетки. Но мне не хочется их принимать.
— Уверен, они не принесут вреда. Врач дал их, считая, что от них будет только лучше.
— Нет, дело не в том, — быстро проговорила Молли. — Видите ли, дело в Алисе. Я могу понадобиться ей ночью. Она может позвать меня.
— Уверен, о ней заботится кто-нибудь из монахинь.
— Ей может понадобиться мать. Если она проснется среди ночи и вдруг испугается. Ей понадобится мать…
Делгард увидел, что, прежде чем Молли склонила голову, ее глаза начали наполняться слезами.
— Не убивайтесь так, Молли, — ласково проговорил он. — Я знаю, что на вас свалилось тяжелое бремя, но обещаю: вам станет легче. Потеря любимого мужа, нечто странное, происходящее с Алисой…
