— Не убивайтесь так, Молли, — ласково проговорил он. — Я знаю, что на вас свалилось тяжелое бремя, но обещаю: вам станет легче. Потеря любимого мужа, нечто странное, происходящее с Алисой…
Она подняла на него глаза, и сквозь слезы в них засияла внутренняя гордость, которой она не могла и не пыталась скрыть.
— С ней происходит нечто чудесное, святое, монсеньер. Леонард… Леонард… Он не мог этого понять, не мог оценить всего, что произошло с моей Алисой. Он не верил в Бога, монсеньер, и потому для него все это ничего не значило.
Священник был поражен отвращением в голосе женщины, когда она говорила о своем бывшем муже.
— Он думал, что мы просто сможем делать на этом деньги. Вы знали это, монсеньер? — Молли по качала головой, словно сама не могла поверить этому. — Он хотел делать деньги на моей девочке.
— Я уверен, он так же заботился о ее благе, как и вы, Молли. Не думаю, что он стал бы извлекать из нее прибыль.
— Вы не знали его так, как я. Сначала он возненавидел все случившееся, презирал Алису, словно она во всем виновата. Он не хотел пускать нас в этот монастырь, не хотел, чтобы мы жили в окружении добрых сестер. А потом понял, что маленькая Алиса может принести ему деньги. Все остальные получают барыш, говорил он, почему же ее родной папаша не может делать то же? Он собирался рассказать все газетчикам за самую высокую цену — все об Алисе, и обо мне, и о себе. Это был порочный человек, монсеньер!
— Молли, успокойтесь, пожалуйста — Голос Делгарда стал твердым, хотя по-прежнему звучал тихо. — Вы слишком многое пережили, вы сами не понимаете, что говорите.
— Извините, я не хотела… — Ее тело раскачивалось на кровати взад-вперед, и теперь на колени закапали слезы.
— Вам принести чаю или воды?
Молли помотала головой, продолжая смотреть вниз, но раскачивание постепенно прекратилось.
Делгард ругал себя за то, что дал ей так расстроиться, это совершенно не входило в его намерения, но вспышка была так внезапна, так неожиданна. Он решил, что нет смысла исправлять ситуацию.
— Зачем вы хотели меня видеть, Молли? Из-за Алисы?
Она как-то вся сгорбилась и не сразу ответила, но в конце концов вытащила из рукава своей шерстяной кофты измятый носовой платок и вытерла глаза, прежде чем взглянуть на священника.
— Это больше касается меня и Лена, — ответила Молли срывающимся голосом.
Он подался вперед.
— Что вас тревожит?
— Я… я никогда не говорила об этом отцу Хэгану. Все эти годы я не признавалась ему. А теперь слишком поздно.
— Вы можете исповедоваться мне, Молли. Вы знаете: что бы вы ни сказали, это останется между нами и Богом.
— Я всегда стыдилась сказать ему, монсеньер.
— Я уверен, отец Хэган понял бы. Он бы не осудил вас, Молли.
— Я просто не могла.. — Она содрогнулась, но словно бы с усилием овладела собой.
— Что вы не могли сказать приходскому священнику? — тихо спросил Делгард.
Молли не смотрела на него, и ее слова остались непроизнесенными.
— Он… Отец Хэган знал, что я была беременна, когда венчал нас с Леном. Я сказала ему, призналась, что…
Делгард молчал, сцепив свои большие руки.
— Но я не сказала ему всего, — скороговоркой прозвучали слова.
— Что же вы утаили от своего священника? — пришлось спросить Делгарду. — Вы знаете, что не может быть полного прощения, если вы не исповедовались во всем.
Молли тихо застонала.
— Знаю, знаю, но я не могла это сказать, не могла сказать ему!
— Можете сказать теперь мне, Молли. Нет нужды дальше терзать себя.
Она всхлипнула и приподняла голову, но глаза по-прежнему смотрели вниз.
— Дело в том… просто этот луг… лужайка рядом с церковью Святого Иосифа… она стала святым местом, монсеньер. Это святыня.
Делгард терпеливо ждал.
— Лен… Леонард обычно поджидал меня у церкви, пока мы не поженились. Он не мог войти, говорил, что там ему не по себе. Тогда я не понимала, как он ненавидит религию. А если бы знала, может быть, и не вышла бы за него. — Она вытерла платком мокрые щеки. — Я обычно работала в церкви даже в те дни, монсеньер. Я любила это место, как-как и Алиса любит. А Лен… я уже сказала, что он ждал меня.
Молли глубоко вздохнула, словно боясь признаться.
— Однажды он был там, сразу за стеной, и наблюдал за мной — я собирала увядшие цветы с могил. Он позвал меня через стену. К тому времени мы гуляли уже месяца два, но… но в действительности между нами ничего не было. Вы понимаете, что я имею в виду — ничего… ничего действительно серьезного.
Делгард медленно кивнул.
— Но в тот день… в тот день я не знаю, что нашло на нас обоих. Был вечер — довольно темно — и стояло лето. Теплый вечер после прекрасного дня. Мы поцеловались, стоя по разные стороны стены; конечно, никто нас не видел. А потом он поднял меня и перенес через стену. Он был такой… такой сильный, такой настойчивый. И я не могла устоять, монсеньер, я ничего не могла с собой поделать. — Грудь Молли поднялась и опустилась, словно женщина задыхалась, словно воспоминания о той страсти по-прежнему жили в ней. Она покраснела, смущенная своими чувствами. — Мы легли под стеной, в том поле, на той святой земле, и любили друг друга. Я не знаю, что на меня нашло! Никогда раньше ни с кем я не заходила так далеко, пожалуйста, поверьте мне, но в тот день я оказалась беспомощна, меня захлестнуло. Нас обоих. Мы были как будто разные люди, будто чужие друг другу. Как будто и любви никакой не было, а просто… просто страсть, просто похоть! О Боже, смогу ли я когда-нибудь получить прощение?
Его сгорбленные плечи словно ссутулились еще больше, когда он проговорил:
— Конечно, вы прощены. Было глупо с вашей стороны держать в себе эту бессмысленную вину все эти годы. Если вам нужно отпущение грехов, я…
— Алиса была зачата в том поле, монсеньер, как вы не понимаете? А теперь там место поклонения Пресвятой Деве…
У него вдруг закружилась голова. Но это же смешно! Такой грех, происшедший так давно, не имел отношения к тому, что происходит сегодня! И все же от этого упоминания он почувствовал растущую слабость. Делгард боролся, чтобы скрыть свой ужас.
— Вы… вы исповедовались в этом грехе отцу Хэгану много лет назад.
— Он был новичком в приходе. И я оробела, когда это случилось — так близко от церкви, и вообще…
— Это не важно.
— Но это святая земля.
— Нет, Молли, это место за границей церковных владений. И даже теперь, далее теперь, хотя завтра на лугу состоится служба, место так и не освящено. В вашем признании не было нужды. — Он искал верные слова, понимая ее переживания, но деликатного способа спросить не было. — Почему… почему вы так уверены, что Алиса была зачата именно тогда? Разве не было других случаев…
