— Что ж мы стоим, как столбы? Раз уж встретились, давайте перекусим где-нибудь.
— Хорошо. Но там, где я хочу.
Следователь кивнул.
Покровский затащил его в шаверму. И Точилин мысленно проклял его за это. Он прекрасно знал, какого качества пища в таких заведениях.
Пока грели чизбургеры, Точилин оглядывался. По телевизору, который крепился кронштейном к стене под потолком, шли новости.
— Кажется, последний раз я ел в шаверме лет пятнадцать назад, — с улыбкой сказал Точилин Павлу.
Тот положил локти на стол. Сцепил пальцы в замок.
— Я вам сочувствую.
Подали еду. Точилин уставился на бутерброд. Судя по запаху, соус прокис еще при Ельцине. Овощи гнилые и немытые.
Он попытался откусить кусочек, но только запачкал соусом пальцы. Отложил чизбургер. Рассмеялся, с гримасой отвращения вытирая руку салфеткой.
— Что же мы… будто нам и поговорить не о чем.
— Недавно вы, в моем собственном доме, при любимой женщине, бросили мне в лицо ложные обвинения. Я настаиваю, чтобы вы взяли свои слова обратно.
Следователь похолодел. Такое с ним впервые. Извиняться перед подозреваемым? Вообще перед кем-либо? Неслыханно!
— Вы это сделали, — проговорил он.
Павел молча поднялся, с демонстративным видом встал у стола.
Точилина прошиб пот.
Кипя от злости, он процедил:
— Извини.
Павел с ехидной улыбочкой сел. Точилин расслабил ворот рубашки.
«Никто не должен узнать об этом. И не узнают».
Павел откинулся на стуле. Кривясь, оглядел следователя.
— Вы отвратительны. Пытаетесь пролезть ко мне в доверие, а сами в уме просчитываете ходы.
— С чего вы взяли?
— Я вас насквозь вижу. Вы хотите выпытать у меня информацию о человеке, который занимает ваши мысли. О серийном убийце, которого вы называете Судьей.
— Раз уж мы об этом заговорили… Вы с Ним знакомы?
— В некоторой степени.
— В какой степени?
Покровский провел рукой по волосам.
— Я вам скажу как есть, а там сами решайте, верить мне или нет.
Точилин кивнул.
— Судья — я Его выдумал.
Точилин нахмурился.
— Да, так и есть, — сказал Павел. — Я давно знал о Его существовании. Я Его создал.
Он выдержал паузу, глядя на следователя с насмешкой.
— Каким образом? — спросил Точилин.
— В детстве я очень боялся человека в черном плаще, который придет и накажет меня, если я совершу грех. Невидимый друг. Я даже разговаривал с Ним. И подумал: почему бы Ему наказывать не только меня, но и других детей? Меня часто обижали. Я становился жертвой тех, кто сильнее. Я плакал. Меня переполняли злость и обида. Я представлял, как невидимый друг жестоко наказывает моих обидчиков. Мне становилось легче. Хотя теперь я понимаю, что все оказалось намного серьезней. Моя фантазия перестала быть бесплотным образом, обрела плоть и зажила сама по себе. Можно сказать, Судья — моя воплощенная мечта.
С минуту они смотрели друг на друга.
— Вы о чем? — спросил Точилин.
Павел потер переносицу. Вздохнул.
— Вам кажется, я брежу? Мне, впрочем, плевать, что вы обо мне думаете. Но я беспокоюсь о вас. Пока вы не поймете, что все обстоит так, как я говорю, не продвинетесь ни на шаг.
Послушайте. Вы же можете на секунду допустить, что человек не просто так приходит в этот мир? Что каждый из нас исполняет высшую миссию? Что любой человек является воплощением некоей идеи?
Точилин кивнул. Именно так он и думал.
— Вы, например, являетесь воплощением идеи правопорядка. Я — воплощение… уж не знаю, чего. Но речь не обо мне. О Судье. Он воплощает идею высшей справедливости. Просто представьте, сколько в мире униженных. Этих людей переполняет обида, жажда возмездия. И совокупное желание этих людей превращается в идею, которая ищет своего воплощения в конкретном человеке. Потому и явился Судья. Люди ждали Его прихода.
Точилин поднял руки. Рассмеялся.
— Извините. Это бред сивой кобылы.
— Неужели вы не знаете, что реальности нет? Мир податлив, как глина, а пальцы гончара — человеческие желания. Биотоки человека обладают магнитными свойствами. Человек притягивает и отталкивает. Я говорю о сильном желании, которое меняет мир. Я говорю о невозможном, которое становится возможным. О водах Красного моря. О воскресении мертвых. О Наполеоне, перед которым склонилась Европа. О Советской Армии, которая, терпя огромные потери, без оружия выиграла величайшую войну в истории.
Павел отхлебнул кофе.
— Мы зря уповаем на Бога. Все находится в нас. Известный нам мир — всего лишь чья-то мечта. Отражение наших мыслей, желаний, чувств, надежд.
Некоторое время Точилин переваривал информацию.
— Ладно. Если вы верите в это, ваше дело. Скажите мне одно — вы знаете, кто этот человек?
Павел помедлил с ответом.
— В лицо — нет. Имя Его мне тоже неизвестно. Хотя кое-что о Нем я сказать могу. Больше, чем вы.
— Просветите.
Павел молчал.
— Я ведь извинился, — торопливо добавил Точилин. — Что мешает вам помочь мне?
Павел поднял глаза.
— Я боюсь за вас. Вы хотите встретиться с Ним лицом к лицу. Зачем?
Следователь не нашелся с ответом…
— Вы придумали тысячи мотивов, чтобы решиться на это. Но мотив у вас один. Вы хотите переманить Судью на свою сторону.
— Вы ошибаетесь.
— Хотите, чтобы Судья работал на вас. Помогал вам вершить правосудие в обход закона. Я говорю вам, что это безумие. Судья — даже если допустить на минутку, что вы Его найдете — воспримет вашу просьбу как грех. И убьет вас.
— Во-первых, я не собираюсь встречаться с Судьей. Во-вторых, у меня нет ни малейшего намерения… как вы сказали? Вершить правосудие в обход закона. В-третьих, со мной не так легко справиться. Даже если бы я и хотел поговорить с Ним — чего я не хочу — вряд ли Ему удалось бы убить меня, как тех беззащитных молодых людей, выгнавших из дома слабоумного старика.
— А Нестеров? Тоже был беззащитным?
— Покровский, — Точилин наклонился вперед. Затаил дыхание, внимательно наблюдая реакцию собеседника. — Скажите прямо: Судья — это вы?
Он ждал. Ему бы хватило малейшего симптома: еле заметного дрожания ресниц, движения мускула на лице, сужения зрачка.
Павел вздохнул. Заговорил скучающим тоном, который явно давал понять, что ему хочется поскорее закончить разговор.
— Судья — необычный человек. Вы должны об этом помнить. Он силен, хитер и смел. Обладает способностями к гипнозу. Умеет взглядом подчинять себе людей. Способен понижать температуру в комнате. Внушать галлюцинации. Вызывать остановку сердца, инфаркт — без телесного контакта с жертвой. И становиться невидимым. Я имею в виду, способен сливаться с окружающей обстановкой.
