– Ну, и ладно. Может, оно и к лучшему.
– А кто это?
– Искусствовед. Благодаря ней, я многое понял. Я потом тебе расскажу… долгими зимними вечерами.
– Сейчас уже зима?
– Нет, конечно, – Вадим засмеялся, – это я так, к слову. Конечно, я расскажу тебе все раньше, а пока отдыхай. Я пойду – мне еще надо в офис. Кстати, знаешь, я оставил трех девчонок, которые реально работают, а этих всех разогнал – они мне не нужны, – Вадим наклонился, желая увидеть хоть какую-то реакцию, но Катя спала, утомленная длительной беседой.
Выйдя в коридор, он достал телефон.
– Татьяна Ивановна? Это Вадим Степанович. Я нашел Катю. Она в областной больнице… да, я, вот, отсюда и звоню. Сейчас она спит… нет, не волнуйтесь. Она попала в ДТП, но ничего страшного… как попала? По дурости, – Вадим решил, что в другое объяснение все равно никто не поверит, – я смотрел протоколы ГАИ. Она была у Анны… ну да, которая тогда нашла ее. Свидетели показали, что она, якобы, выскочила из подъезда и прямо под колеса. Водитель не виноват – он ничего не мог сделать… да нет, я ж говорю, ничего страшного. От стресса к ней вернулась память… да, и вас тоже вспомнила. Врачи обещают через пару месяцев поставить ее на ноги… да, конечно. Можете навестить… лучше завтра… Да, хорошо. До свидания.
Вадим убрал трубку и несколько минут внимательно изучал бугорки на противоположной стене. Впервые в жизни он ощущал ту удивительную легкость и свободу, когда можно делать, именно, то, что считаешь нужным; когда твоя жизнь принадлежит, именно, тебе. И все это произошло благодаря Кате. Если б не встреча с ней, неизвестно, как бы он сейчас себя чувствовал – может, его б уже и не было, а осталась одна оболочка. Как корочка хлеба, завернутая в конфетный фантик. Выходит, она боролась не только за себя, но и за него тоже, а ему остается только завершить начатое…
Вадим взглянул на часы. …И чего я тут торчу? Меня ж там ждет Сусанна Фурмент! Как все, оказывается, просто и одновременно ужасно странно!.. Быстро спустившись вниз, он напрямик вышел к стоянке. Ане к этому времени уже надоело сидеть в машине, и она курила, небрежно опершись о черное блестящее крыло «Лексуса».
– И как наша заново рожденная? – она выбросила сигарету.
– Нормально. Слабенькая еще.
– Не переживай, – Аня махнула рукой, – такая, как она, выкарабкается.
– Дай-то бог, – Вадим открыл дверцу, – ну что, поехали?
«Лексус» неторопливо вырулил со стоянки и резко рванувшись вперед, занял место в левом ряду. Аня вальяжно откинулась в кресле; вздохнув, отвернулась к окну. Она до конца так еще и не осознала, насколько сумеет справиться с миссией, которую собралась добровольно принять на себя – миссия безумная по своей сути, но ведь и Аревик не одинока в своих проблемах. Сколько их, таких неизвестных портретов неизвестных авторов?.. Зато как обрадовалась бы ее возвращению к живописи настоящая Аня Тарасова! Пусть этот порыв станет ей благодарностью за такое удачное, потерянное тело.
– Знаешь, я, вот, все думаю о моральной стороне вопроса, – сказал Вадим, когда они уже проехали больше половины пути.
– И что ты о ней думаешь? – Аня лениво повернула голову.
– То, чем вы занимаетесь, все-таки убийство или нет?
– На это мы вчера угробили почти два часа. Тебе мало? – Аня рассмеялась, – если хочешь, объясню еще раз – в мире нет абсолюта, кроме Бога, который нам непонятен, недоступен и, вообще, давай его не касаться. Все остальное относительно, в том числе, и смерть. Смерть – это отпуск. Когда перетрудился на земле или не нашел своего достойного места, отправляешься в «санаторий», чтоб потом вернуться в новом качестве. О каком убийстве может идти речь в принципе? Это естественный процесс, как круговорот воды в природе. Никто ж не скорбит, что вода из речки превратилась в тучу, потому что она опять выльется дождем в ту же речку. Господи, я ж это уже говорила!..
– Наверное, все так… – Вадим задумался, и наконец выдал резюме, – если сказал А, надо говорить Б.
– В смысле? – не поняла Аня.
– В том смысле, если я принял то, что касается моего отца, матери, этой самой Аревик, то надо принимать и все остальное.
– Вот это правильно.
«Лексус» свернул в начавшие подниматься ворота.
– Неплохо ты тут устроился, – заметила Аня.
– Так работаем – не бутылки по мусоркам собираем.
– Похоже, Катерине повезло, – выйдя из машины, Аня оглядела дом, – с другой стороны, она это заслужила. Девочка славно билась. Своими кошмарами она чуть не довела Аревик до дурдома. И ведь придумала, как сделать, чтоб сон перешел в явь… я про аварию. Молодец. Фантазия потрясающая!.. Ты не гаси ее, а то посадишь у плиты, как некоторые.
– Ее посадишь… – Вадим улыбнулся, довольный, что не один он отзывался о Кате с таким восторгом, – пойдем. Значит, и портрет Аревик, и портрет отца ее ты забрала?..
– Я ж тебе вчера говорила – не могу ж я их бросить?.. Слушай! – Аня резко остановилась, – если у тебя столько денег, почему б тебе не заказать хорошие портреты – свой и Катин, а? Мастера я подгоню.
– Зачем? – растерялся Вадим, но тут же сообразил, – ах, ну да… Мысль интересная, но, честно говоря, я не готов к этому.
– А Катя? Ты у нее спроси.
– Спрошу. Но все равно не по душе мне это насилие. Что-то во мне протестует.
– Снова здорово, – Аня вздохнула, – впрочем, дело твое… И где же третья работа?
– Вот, – Вадим достал портрет, который еще утром снова перенес в гараж, – ох, долго мы с ним общались, – он вышел на свет, держа картину в вытянутой руке, – отдаю тебя, мамуля, в руки профессионала, а я уж, извини, хочу пожить сам, без твоего вмешательства, – увидев ужас в глазах матери, усмехнулся, – помолчи. Тебя тут больше никто не спрашивает, – и протянул полотно Ане, – держи. Значит, ты собираешься заняться обустройством их будущего?
– Попробую, по крайней мере, – она критически взглянула на изображение, – хотя именно с ним будет сложно. Насчет Аревик, я уже договорилась по старым связям – его покупает одна московская галерея, поэтому, думаю, не долго ей оставаться в своем деревянном каземате…
– Где? – не понял Вадим.
– Ну, «деревянный каземат»… – Аня засмеялась и ласково погладила темный багет рамы, – в этом прямоугольнике она обречена на вечную жизнь. Чем не каземат?
– Красиво, – согласился Вадим.
– Сама придумала, – Аня шутливо задрала нос, но тут же голос ее вновь стал серьезным, – господина Ван Коулена, то бишь отца твоего, тоже пристрою, хотя им я еще вплотную не занималась. Сама работа какая-то пронзительная – такие сейчас любят. А это… – она скривила губы, – совершенно заурядная штука. Куда и деть-то ее, пока не представляю.
