— Лишняя осторожность не помешает, — пояснил Гарри Зверюге. — Для тебя это, возможно, пустячок, Брут Хоуэлл, но я происхожу из очень религиозной семьи. У меня такие святые кузины, что в сравнении с ними обычные христиане скорее львы. Если меня поймают…
— Не кипятись, — ответил Зверюга. — Просто я нервничал, ничего больше.
— Я тоже, — не стал скрывать Гарри. — А теперь, если эта колымага заведется…
Он направился к кабине, что-то бормоча себе под нос, а Зверюга подмигнул мне. Для Коффи же мы перестали существовать. Он откинул назад голову и любовался усыпавшими небо звездами.
— Если хочешь, я поеду с ним в кузове, — предложил Зверюга. За нашими спинами взвыл стартер «фармолла», и тут же завелся двигатель. Гарри газанул, а потом вернул двигатель в режим холостого хода. — Нам нет нужды двоим ехать с Коффи.
— Садись в кабину, — ответил я. — Ты сможешь поехать с ним на обратном пути. Если, конечно, нам всем не придется проделать его в нашей же перевозке.
— Зря ты это сказал. — Зверюга явно расстроился. Возможно, до него только сейчас дошло, что нас ждет, если мы попадемся. — Господи, Пол!
— Быстро! В кабину.
Он подчинился. Я дергал Джона Коффи за рукав, пока не вернул его с небес на землю, а потом повел к кузову грузовичка с обтянутыми брезентом боковыми бортами. Так что с проезжающих мимо машин нас бы не увидели. Задний борт, однако, отсутствовал.
— Полезай в кузов, здоровяк.
— Уже едем?
— Совершенно верно.
— Хорошо.
Коффи радостно улыбнулся и залез в кузов. Я последовал за ним, подошел к кабине, постучал по крыше. Гарри включил первую передачу, и грузовичок, весь трясясь, выехал на проселок.
Джон Коффи стоял посередине кузова, широко расставив ноги, вновь подняв голову к звездам, не замечая тряски.
— Посмотрите, босс! — прокричал он, указав в черную ночь. — Это Касси, леди в кресле-качалке!
Он не ошибся. Я видел ее в череде звезд за черными силуэтами проплывающих мимо деревьев. Но думал не о Кассиопее, когда он упомянул леди в кресле-качалке, а о Мелинде Мурс.
— Я вижу ее, Джон. — Я подергал его за рукав. — Но ты должен сесть, хорошо?
Он сел, привалившись спиной к кабине, так и не оторвав глаз от ночного неба. Лицо его сияло неподдельным счастьем. Зеленая миля удалялась от нас с каждым поворотом лысых шин «фармолла», и на какое-то время прекратился ранее казавшийся беспрерывным поток слез, текущих из глаз Джона Коффи.
Двадцать пять миль отделяли нас от дома Хола Mypca в Чимни-Ридж, и старому грузовичку Гарри Тервиллигера потребовался час, чтобы преодолеть их. Странная это была поездка. Вроде бы я помню все до мельчайших подробностей, каждый поворот, бугор, рытвину, испуг (такое случилось дважды, когда по встречной полосе проезжали грузовики), а вот что я чувствовал, сидя рядом с Джоном (мы оба, словно индейцы, завернулись в старые одеяла, брошенные в кузов предусмотрительным Гарри), описать не могу.
Пожалуй, преобладало ощущение потерянности, глубокая острая боль, пронзающая ребенка, внезапно осознавшего, что он заблудился, знакомых ориентиров нет и пути домой не найти. Грузовик мчал меня в ночь вместе с заключенным, не просто заключенным, но приговоренным судом к смертной казни за убийство двух маленьких девочек. Если бы нас поймали, мою уверенность в том, что он невиновен, никто бы не стал брать в расчет. Мы все отправились бы в тюрьму. Скорее всего и Дин Стэнтон составил бы нам компанию. Я бросил псу под хвост жизнь и карьеру только потому, что одна экзекуция прошла не так, как должно, а я поверил, будто этот гигантский увалень, сидевший рядом со мной, мог спасти женщину, в мозгу которой росла неоперабельная опухоль. Однако, наблюдая за Джоном, не отрывающим взгляда от звезд, я, к своему ужасу, понял, что уже в это не верю, если вообще-то верил. Урологическая инфекция забылась, как забывается все неприятное и болезненное, оставшееся в прошлом (если бы женщина действительно могла помнить, с какими болями доставался ей первый ребенок, как-то сказала мне мать, она никогда не стала бы рожать второго). Что же касается Мистера Джинглеса, вполне возможно, Перси не так уж сильно покалечил его. Или Джон, пользуясь гипнотической силой своего взгляда (а в его способности гипнотизировать сомнений как раз не было), каким-то образом убедил нас, будто мы видим то, чего на самом деле нет. К тому же мы как-то упустили из виду возможную реакцию Хола Мурса. В то утро, неожиданно ворвавшись в его кабинет, я увидел плачущего, сломленного старика. Но настоящий начальник тюрьмы, думал я, совсем другой человек. Тот, что сломал руку заключенному, бросившемуся на него, а потом с циничной откровенностью указал мне на то, что мозги Делакруа все равно поджарят, вне зависимости от того, кто будет проводить экзекуцию. Как я только мог подумать, что Хол Мурс покорно отойдет в сторону и позволит нам ввести осужденного детоубийцу в свой дом? Позволит ему прикоснуться к своей жене?
Мои сомнения росли как снежный ком. Я просто не мог понять, почему я все это затеял, зачем убедил остальных отправиться вместе со мной в это безумное ночное путешествие. Я уже не верил, что у нас есть хоть малейший шанс выйти сухими из воды. Однако я даже не попытался что-либо изменить, хотя и мог, ведь мы контролировали ситуацию, пока не остановились у дома Мурсов. Но что-то (я думаю, волны восторга, накатывающие от гиганта, сидящего рядом) помешало мне забарабанить кулаками по крыше кабины и приказать Гарри развернуть грузовик и гнать обратно к тюрьме.
В таком вот я пребывал настроении, когда мы свернули на дорогу номер пять, а с нее — на Чимни Ридж-роуд. Еще через пятнадцать минут я увидел очертания знакомой крыши и понял, что мы прибыли.
Гарри переключился со второй передачи на первую (вроде бы за всю дорогу он только раз переключался на третью). Двигатель взревел, грузовичок затрясся, словно и он боялся того, что ждало нас впереди.
Гарри повернул на усыпанную гравием подъездную дорожку Мурсов и остановил грузовичок рядом с черным «бьюиком» начальника тюрьмы. Уже взошла луна, и в ее свете я увидел, что всегда ухоженная лужайка заросла сорняками, ее засыпало листьями. Обычно листья убирала Мелли, но в ту осень она не могла взять в руки грабли, а следующей осени ей, похоже, увидеть было не суждено. Такова правда жизни, думал я и никак не мог взять в толк, с чего мне взбрело в голову, будто этот мокроглазый идиот может что-то изменить.
Может, еще не поздно спастись, решил я и приподнялся, одеяло сползло с моих плеч. Сейчас я наклонюсь, постучу по стеклу кабины, скажу Гарри, что надо убираться отсюда…
