Голота поднялся по ступеням, распахнул массивную деревянную дверь и решительно шагнул внутрь.
Женщина в форме старшины милиции вопросительно подняла глаза на вошедшего.
– Я восемь раз просил, – раздраженно сказал Андрей, – чтобы урну не ставили так близко к проходу! Окурки, мусор… К концу дня просто невыносимо!
– А вы… – дежурная запнулась. – В мои обязанности…
– Давайте, я в девятый раз попрошу! – насмешливо перебил ее Андрей. – По-моему, стыдно! Входит, не входит в обязанности – какая разница? Одно дело делаем, товарищ… – Он прищурил глаза, ожидая ответа.
– Скворцова, – пробормотала сбитая с толку женщина.
– Товарищ Скворцова, – с удовлетворением закончил Голота.
Та, поколебавшись, сняла трубку:
– Михал Михалыч, уборщицы заступили на смену? Здесь просто…
Голота постучал пальцем по телефонному аппарату:
– И пусть дверные ручки протрут!
– Здесь просто нужно урну переставить, – пробормотала женщина. – И еще ручки дверные… Нет, не переставить… Протереть… – Она подняла глаза на странного посетителя, но тот уже важно проследовал к лифту.
На третьем этаже Андрей потоптался возле информационной доски, изучая штатное расписание и часы работы партийных деятелей, потом спустился по лестнице на один этаж и стремительно прошагал по ковровой дорожке до конца коридора.
Помощник второго заместителя первого секретаря горкома партии оказалась миловидной особой лет двадцати пяти в строгом брючном костюме и гладко зачесанными назад белокурыми волосами.
– Здравствуй, Надюша… – Голота устало опустился на стул и положил свою шляпу перед девушкой.
Та открыла рот.
– Копышта мне назначил на шесть, но я совсем замотался, – продолжал Андрей, вытирая платком лицо.
– Он не мог вам назначить на шесть… – нахмурилась Надюша, но нахальный посетитель не дал ей договорить.
– Весь день с Радецким пробегали, – пожаловался он. – И на заводе были, и на двух строительных объектах. Даже не обедали! Но зато мне есть чем порадовать Евгения Игоревича!
– Его нет! – почему-то шепотом сказала девушка. – Уже три часа, как на совещании.
– Ну что ж… – Голота забрал свою шляпу со стола и поднялся. – Как появится, передай ему, что все в порядке. Этот… из Петрозаводска, остался доволен всем.
– Кто остался доволен? – насторожилась Надюша.
Андрей развел руками:
– Да журналист из республиканской газеты! Евгений Игоревич все волновался, как бы чего не случилось! Вот и передай ему, что все в порядке.
Девушка раскрыла журнал.
– А как фамилия журналиста? – она пролистала несколько страниц.
– Гольденберг, – не моргнув глазом, ответил Андрей. – Заслуженный щелкопер. К нему прислушиваются там, наверху… – Он задрал подбородок и устремил глаза в потолок.
– Не записан почему-то, – девушка закусила губу. – Ладно, доложу, что все в порядке.
– Спасибо, милая, – расплылся в улыбке Андрей. – Счастливо тебе.
Он надел шляпу и направился к выходу, но в дверях, спохватившись, обернулся:
– Надюш, а машин на сегодня нет уже?
– Каких машин? – девушка заморгала.
– Ну этого, Гольденберга… – Андрей опять кивнул на потолок, – надо бы в Петрозаводск вернуть.
– А он еще здесь? – ахнула Надюша.
– А я тебе про что толкую! Мы с Радецким его развлекали весь день. А сейчас он домой просится.
– А Радецкий своего водителя отпустил, что ли?
Андрей пожал плечами:
– Давно. Копышта сказал, что даст своего. Для солидности… В знак уважения.
Надюша округлила глаза.
– Не может быть!
– Спроси его сама. – Голота обиженно отвернулся.
– Как же я спрошу? – девушка растерялась. – Он ведь… на совещании.
– Да здесь он! – вдруг выпалил Андрей. – Пальтишко на вешалке.
– Он не один… – Надюша покраснела. – Я не могу его беспокоить…
Голота многозначительно потрогал рукав женской шубки, висящей рядом с «пальтишко».
– Позвони, – посоветовал он. – Вопрос важный.
Надюша явно колебалась.
– А кто же Евгения Игоревича домой повезет, если Юра уедет в Петрозаводск? – спросила она с вызовом.
Голота снисходительно улыбнулся, словно ему предстояло объяснять школьнице, за что он отобрал у нее губную помаду на перемене.
– Водитель Радецкого, разумеется.
– Ничего не понимаю! – Надюша коснулась пальцами висков. – Вы же его отпустили!
– Звони немедленно! – потребовал Андрей. – Ты должна получить подтверждение моим словам.
Улыбка сползла с его лица, и взгляд стал жестким.
Девушка сняла трубку, дрожащей рукой нажала клавишу и замерла в ожидании.
– Не отвечает… – с некоторым облегчением сказала она Голоте, указывая на телефон, и вдруг встрепенулась: – Але… Евгений Игоревич!.. Простите, ради бога… Я вот… Да, конечно, понимаю… Простите… Просто вопрос важный… Юра может подвезти журналиста?.. Почему по пустякам?.. Я думала… – Она обескураженно положила трубку: – Ругается…
– Ничего, – подмигнул Андрей. – Когда расскажешь ему, что Гольденберг доволен, – сразу подобреет. Звони на вахту…
Спустившись вниз, он без обиняков обратился к Скворцовой.
– Где Юра?
– Вот… – Женщина указала на молодого парня, топчущегося возле дверей.
– Я – Гольденберг, – протянул ему руку Андрей. – Не будем мешкать. В путь!
Выходя, он обратил внимание, что уборщица натирает тряпкой дверные ручки.
В кабинете городского прокурора полным ходом шел ремонт. Массивный стол Штыря сдвинули в середину комнаты. Туда же перенесли громоздкий шкаф с неугомонными шахматными часами. Тяжелые шторы сняли с окна, и оно теперь выглядело голым и беззащитным, а сам кабинет – неуютным и открытым для посторонних глаз.
Рабочие раскатывали по полу рулоны обоев, а пожилой маляр в смешной шапочке из газеты, стоя на стремянке, белил потолок.
– Поговорить толком негде! – раздраженно сказал Штырь прибывшему Недельскому. – Пошли в буфет.
Они взяли кефир, две слоеные булочки и устроились за дальним столиком.
Прокурор нервно отхлебнул из стакана, отчего его верхняя губа сделалась белой, и без предисловий спросил:
– Валера, ты зачем эту бабу сюда притащил?
Недельский невозмутимо надкусил булочку и лукаво сузил глаза:
– Пускай в изоляторе посидит, Николай Львович. У меня на нее виды.
– Не понял… – Штырь отставил стакан в сторону. – Какие еще виды? От одного бабника избавились, теперь другой завелся?
Недельский криво усмехнулся.
– Развлекаться с ней – не по моей части. Есть у меня предположение, Николай Львович… – он вдруг огляделся по сторонам и наклонился к самому уху прокурора, – что баба эта – самый прямой и безопасный путь к сокровищам Хойту.
